Отец Мирона,
Иван Михайлович Сабуров, окольничий Ивана Васильевича, состоял в совете Боярской
думы и безвылазно находился при царе.
— Батюшка,
простите, а вы здесь никого не видели сейчас? — задал вопрос Мирон, заглядывая
за спину отца и пытаясь хоть что-то рассмотреть во мраке узкого коридора.
Большие свечи, вставленные в железные подсвечники, закрепленные на стенах,
находились на большом расстоянии друг от друга и оттого давали мало света. Молодой
человек не увидел ничего подозрительного и, не удержавшись, спросил отца: —
Некоего человека? В черном плаще?
— Нет, не
видел.
— Странно, —
задумался Мирон. — Может, мне привиделось спросонок?
— Ох,
выдумщик, — с любовью заметил Иван Михайлович Сабуров и, обойдя сына,
прошествовал к покоям царицы. Мирон последовал за ним. — Я к царице. Мне
поговорить с нею надобно. Царь желает узнать о ее здоровье.
— Да, конечно,
проходите, батюшка, — произнес Мирон, поклонившись ему. Он услужливо открыл
перед отцом дверь в покои царицы, отметив, что в первой горнице, которая
предваряла покои государыни, находятся несколько сенных девок, старица и мать
царицы Марфы. Кивнув русой головой в знак приветствия всем женщинам, Мирон
быстро закрыл двери, отметив, как отец вошел в спальню царицы.
Старый Сабуров
вышел спустя полчаса в хмуром расположении духа, словно о чем-то напряженно
размышляя.
— Царица-то
совсем плоха, — вымолвил невольно себе под нос Иван Михайлович и, не обращая
внимания на сына, прошел мимо него, пробубнив: — Как бы не преставилась она,
горемычная…
— Что вы
сказали, батюшка? — спросил его Мирон, следя за ним.
Старший
Сабуров, как будто очнулся от своих дум и, обратив взор на младшего сына,
раздраженно заметил:
— Не твоего
ума дело, Мирон. Ты воин царя, вот и неси свою службу, как велено.
— Простите,
батюшка.
Окольничий
приблизился к молодому человеку, поднял руку и, благословив сына крестным
знамением, велел:
— Не забудь на
днях матушку проведать. Уж больно она печалится о тебе. Давно ты не был у нас.
— Непременно
заеду, — кивнул Мирон. Будучи одним из самых бесстрашных и суровых воинов,
Мирон Сабуров в то же время еще с детства до судороги в ногах боялся и уважал
своего отца. Оттого с неким благоговением вымолвил вслед родителю, который уже
направился по едва освещенному коридору. — Доброго здравия вам, батюшка!