Мамина сестра Софья Фадеевна работала воспитателем в детском саду. Помню разговоры о том, как воспитатели объедают детей в детском саду, это было дико для Сони. Когда я с ней познакомился, она была уже на пенсии и вела хозяйство в семье Комиссаровых. У нее болели ноги, она ходила, тяжело переваливаясь. Говорила с заметным акцентом. Это иногда приводило к забавным недоразумениям. На коммунальной кухне бывали, как водится, и обострения отношений (хоть жили в этой квартире дружно). В один из таких моментов Софья сказала о каком-то предмете спора: «Это ее», – и ей раздраженно заметили: «Научись говорить по-русски: не ее, а ейное».
Другая мамина сестра, Хиена, на протяжении всего многолетнего нашего знакомства была лежачей больной. У нее была астма, она подолгу жестоко откашливалась. Лежала на большой металлической кровати в отгороженном углу комнаты. Когда я приезжал в гости, Хиена живо и доброжелательно выпытывала у меня все новости. Капризной и страдающей я ее не видел. Близкие терпеливо ухаживали за ней десятки лет.
У Софьи был сын Феликс, немного не от мира сего. В зрелые годы он защитил кандидатскую диссертацию по математике. Над диссертацией Феликс трудился, лежа на диване, не записывая, все вычисления делал в уме. Он недолго проработал преподавателем математики в школе рабочей молодежи и каком-то вузе, а затем и вышел на пенсию по инвалидности. Феликс с детства варился в семейном котле, преданно выполнял все домашние обязанности, ухаживал за Хиеной. В свободное время обожал читать газеты. Читал дома, на уличных стендах, специально ходил в библиотеку. Голова его была забита огромным объемом всяческой информации. Когда он остался один, кроме газет много времени уделял экскурсиям и турпоездкам вместе с группой таких же любителей. Умер Феликс, когда ему было под шестьдесят.
Детство мама провела в Бобруйске. В Гражданскую войну, во время польской оккупации, в их доме остановился на постой офицер. Это была женщина, которая, однако, выдавала себя за мужчину и требовала, чтобы к ней обращались соответственно. Моя бабушка плохо говорила по-русски и могла обратиться к мужчине, как к женщине. В таких случаях дама-офицер впадала в ярость и бегала с шашкой по дому за бабушкой, ругаясь по-польски. Сдержанное отношение к полякам осталось у мамы на всю жизнь.