Я взял себя в руки.
– Валентин, где я умер?
В его глазах я не мог прочитать ничего, кроме смятения и затаенного ужаса.
– Валентин, – повторил я. – Где и когда я умер?
– Но ты жив, – вымученно сказал, скорее прошептал он.
– Хорошо, – я понял, что так от него ничего не добьюсь. – Скажи, как умер он, – и показал на фотографии. Они лежали стопкой рядом со мной на диване, я посмотрел лишь две верхние. Этого достаточно, чтобы понять, что изображено на остальных.
– Тебя… его нашли пограничники. Уже… таким…
Ну что ж, значит, не удалось. Не удалось… Вот так, и тут уж ничего не поделаешь. Пустые, напрасные хлопоты.
Славку только зря подвел. Ему, наверное, досталось из-за меня. Помню, как он хлопотал, чтобы мне отвели отдельную палату, как по десять раз на день, бодрый и неестественно шумный, заходил меня проведать и самолично колол мне какую-то гадость. Вот тогда-то я и понял, что, как говорится, за мной пришли…
Друзья на то и друзья, чтобы не лгать в серьезную минуту, даже если они врачи. Дружба сильнее. Когда я покрепче прижал Славку, он глаза не прятал, только виновато смотрел на меня.
«Месяц, от силы – два»…
И обжалованию не подлежит.
Он сделал для меня все, что мог сделать. И, кроме всего прочего, отпустил умирать домой, снабдив запасами морфия. Уж наркоманом я стать не боялся. Просто не успел бы, он это прекрасно знал.
А я сбежал.
Сколько помню, меня всегда тянуло на Сахалин. Тайком от всех я созвонился с Сережей, двоюродным братом, он мне мигом организовал пропуск. А я даже не зашел к нему там, в Южно-Сахалинске. Ужасно боялся, что по моему виду он все сразу поймет, и поэтому прямо с самолета поехал на железнодорожный вокзал.
– Валентин!
– Что?
Я шел сюда, надеясь хоть на час вернуть то доброе время нашего полного духовного единства, полной нашей слитности, когда фразу, начатую одним, подхватывал тут же другой, когда сами слова нам казались лишними – мы ведь мыслили в унисон.
Что за времена были! Вот здесь, в этой самой комнате, мы с ним брели в потемках ядерной физики, поддерживая друг друга, подсаживая друг друга на новые и новые ступеньки, а перед нами маячили, сияли блистательные открытия, но только никто на свете не знал, где же это перед нами: прямо ли нам идти, назад ли, вправо, или, может, влево, а мы шли и шли, и путь у нас с пим был один, общий.