– Дзен-нь, – певуче доносится из-за оббитой дерматином левой двери, после нажатия «бычком» кнопки.
Вслед за этим внутри лязгает замок, она широко открывается и в проеме возникает рослый детина.
– О, Серега, проходи! – радостно гудит он. – Наташа, встречай гостя!
Откуда-то из глубины квартиры цокают каблучки, и в ярко освещенной прихожей появляется та, в которую мы влюбляемся на экране.
– Привет, Сережа, – хлопают пушистые ресницы и, приподнявшись на цыпочках, актриса чмокает моего командира в щеку.
– Ой, а это, что за мальчик? – обращает она на меня взгляд, и на щеках играют ямочки.
– Это не мальчик, а мой торпедист, – значительно изрекает Сергей Ильич. – Давай, Королев, заноси, – и делает соответствующий жест.
Я деревянно перешагиваю порог, осторожно ставлю у стены коробку и, сглотнув слюну, с видом идиота пялюсь на красавицу.
Она почти такая же, как в кино, только еще лучше и без Шурика.
Это явно веселит присутствующих, вся тройка переглядывается и весело хохочет.
После этого Наташа благодарит Пыльникова за подарок, а мне на прощание подает руку.
Она маленькая и изящная, как бы не раздавить.
– Ну, все, Королев, а теперь дуй через сопки в часть, – делает начальственное лицо Сергей Ильич.
Да смотри патрулю не попадись, понял?
– Точно так, – с сожалением отвечаю я, и, оглядываясь, выхожу на лестничную площадку.
Дверь за мной закрывается и сказка заканчивается.
А спустя месяц, на предпоходовой отработке в море, «бычок» под настроение рассказал, что Наташи в гарнизоне больше нет.
Не понравилась ей северная романтика.
Примечания:
Форма «три» – одна из разновидностей морской формы.
Банка – табурет с отверстием в крышке. для переноски.
Бычок – командир боевой части (жарг.)
– На Фла-аг и Гюйс*, смир-рна! – разносится из боевой трансляции над еще спящим заливом.
Застывшие вдоль бортов синие шеренги чуть вздрагивают, подбородки задираются в высокое небо, в ушах звон секундной тишины.
– Фла-аг и Гюйс поднять!
Сотни глаз пялятся на флагштоки, по которым вверх ползут свернутые алое и сине-белое полотнища, потом они разворачиваются легким бризом и гордо реют в носу и на рубке плавбазы.
– Во-ольно! – следует завершающий аккорд, и день начинается.
Стоящие поодаль от нашей, шеренги распадаются, экипажи гремят сапогами по еще влажному от утренней приборки деревянному настилу палубы и скатываются по крутому трапу вниз, потом строятся и, один за одним, исчезают в утренней дымке.