– Поедешь с Огневым, на грузовом ГАЗе, – добавляет он. – И возьми пистолет, на всякий случай.
– Есть, – поднимаюсь я со своего места. – Разрешите идти?
– Давай, – кивает Василий Ефимович, и я направляюсь к выходу.
Спустя полчаса, недавно полученный отделом новенький ГАЗ-66 с крытым тентом отъезжает от отдела и рулит в сторону опоясывающего базу серпантина. На землю опускаются ранние сумерки.
– За час доедем? – закуриваю я папиросу и протягиваю пачку водителю.
– Должны, – тянет тот оттуда пальцами вторую и прибавляет газу.
Натужно ревя мотором, грузовик взбирается на серпантин, слева, внизу, проплывает режимная зона с парящим от холода заливом и застывшими у пирсов черными телами ракетоносцев.
Потом мы спускаемся в окаймленную причудливо изогнутыми полярными березками и кустарником распадок, в центре которого замерзшее озерцо, водитель врубает очередную передачу и ГАЗ, завывая, берет очередной подъем.
За ним, в обширной, окаймленной сопками долине, раскинулся гарнизонный поселок со скальным плато и заснеженными пятиэтажками, и полого уходящая вверх, накатанная дорога, сливающаяся с горизонтом.
На въездном КПП я предъявляю укутанному в тулуп матросу служебное удостоверение, то машет рукой, и второй поднимает шлагбаум.
– Погнали наши городских, – довольно ухмыляется Огнев, и грузовик, плавно набирая ход, катит в белое безмолвие.
Оно открывается сразу, поражает своей безмерностью и мрачной красотой мироздания.
Я протягиваю руку к закрепленной на панели старенькой, в кожаном чехле «Селге», щелкаю колесиком и кабину наполняет тихая мелодия.
Мне не забыцца песні той даўняе вясны:
На мурамскай дарожцы стаялі тры сасны.
Цяпер магу прызнацца – тады пачаў кахаць,
Цябе з ніякай кветкай не мог я параўнаць.
под серебряные переборы гитар поют молодые голоса и безмолвие исчезает.
Кругом белые искрящиеся просторы, со все темнеющим вверху небом, первые, едва заметные звезды в вышине и очарование прекрасной музыки.
– Хорошо поют, – вздыхает Огнев. – Душевно.
– Хорошо, – соглашаюсь я, и мы слушаем дальше.
Разница в возрасте у нас лет семь и восприятие, по-видимому, одинаковое. Первая любовь, грусть и оставшиеся надежды.
Между тем колеса «шишиги» (так у нас почему-то зовут ГАЗ) исправно накручивают километры, звезд на небе становится больше, и Огнев включает т фары.