– Лешка? Привет. А я и вижу, знакомая вроде личность марширует. Загулял?
– Загулял – Алексей плюхнулся рядом с Вадькой, – тормозни у ночного.
– А слыхал, ночную продажу скоро прикроют?
– Слышал. Мне-то что? Да и кого в деревне остановит закон? В поселке даже милиции нету. Напиться вусмерть!
– Брось! С кем не бывает, зачем казнишься?
– А-а! Собачья жизнь!
– Пройдет. Несчастный случай подкосит, икнуть не успеешь. А водка что брусок для заточки. Вон летом парни на Волхове пьяные купались, двое утонули, совсем молоденькие. Опять же, Юрке кисти рук отняли почему? Прошлой зимой отрубился в собственных сенях, очнулся и лап не ощущает. Избы каждый год полыхают. И все несчастные случаи. – Тормознул. – Иди в свой ночной. Подождать?
– Не надо, мимо дома не пройду.
– Бывай!
Как водится, на живца всякая рыба клюет, так и на халяву любители чужого слетаются. Правда, ближе к ночи уже подползают, кашляя перегаром. У Лешки ни сил, ни желания отбиваться: с одним выпил, с другим. Не помнит, кто домой привел.
Проснулся, Маринка на кухне злобно стучит кастрюлями. Оно понятно, муж загулял. Баба и есть баба, ей что? Небось, и рада, что кореш-собутыльник копыта бросил. Точно! Мерзавка, думала, муж хвост подожмет – тюрьмы избежать помогла. Раз в жизни стукнуть, дабы не задирала нос. Важная такая ходит! Тьфу!
Дернул головой: ну и боль! Застонал.
– Тяжко, алкоголик? – подскочила, ухмыляется.
– Не кричи! И так голова раскалывается! На кладбище у Вовки был.
– Да? А привел домой Кирюха. Сам на рогах.
– У-у. Молчи или убей!
– Может, выпить хочешь? Или поесть?
– Грешно смеяться.
– Ладно, думаешь, я не человек?
«Странно, – подумал про себя Леха, – о чем баба грохочет?»
Маринка стопаря несет:
– Лечись, несчастный!
Рука ходит, но умудрился до капли влить в дрожащий рот. Лег на спину, прислушался к организму. Полегчало.
– Ну, как?
Шевельнул плечами: добавить бы.
– Вставай, мужик! Яйцо съешь хотя бы.
Поднялся, семейники дергая, босым к столу: чудеса! Глазунья, а рядом еще стопарик. Все-таки Маринка жена с понятием!
– От, молодца!
Уселся за стол, а жена с угла примостилась, глядит, как Леха уписывает завтрак под водочку, не налюбуется.
– Валя сказала вчера про вашу поездку. Леша, как же так?
– Маринка, самое гиблое место безродным выделили. Не представляешь: кресты вкривь-вкось старые, новые, а какие и вовсе сгнили, что номеров не видать, ломаные крестики валяются повсюду. Идешь мимо, они шагают следом, – он испуганно посмотрел на окно, перекрестился, заплакал.