Домой я вернулся поздно, пройдя часть пути пешком – в этом настроении хорошо думалось.
– Как ты поздно приходишь со своих свиданий! – Татьяна Николаевна открыла мне дверь. – Впрочем, твоего отца еще нет.
Я рассмеялся, поцеловал ее в щеку и потребовал ужин. Мне очень хотелось поделиться с ней своим счастливым спокойствием. Мне вообще хотелось их всех как-то примирить раз и навсегда, так, чтобы они забыли о том, что произошло. «Господи, разберутся! Ты уже не ребенок, они – совсем не дети! У тебя скоро будет своя жизнь. Перестань беспокоиться!» – отмахнулась одна моя близкая приятельница, которой я рассказал нашу историю. Она была права. Второй курс Академии – это уже самостоятельная артистическая деятельность, это взрослая, деловая жизнь, со своими трудностями, интригами, переживаниями. И делиться этим всем мне уже не хотелось, это была уже только моя ноша, которая год от года должна была становиться все тяжелее.
И все же в тот год я стал счастлив. Объяснить сейчас природу этого счастья очень сложно. Внешне все было по-прежнему, никаких больших событий, никаких особых достижений. Но, выходя из дома и направляясь в Академию или в театр, я испытывал необыкновенный подъем. Я ощущал себя удачливым, свободным и независимым от домашних обстоятельств. Я почувствовал, что могу быть счастливым сам по себе, и это свидетельство окончательного взросления меня радовало.
В этот слякотный год я, идя через Мойку, увидел маленькую девушку, сидящую перед мольбертом. Я проскочил мимо нее, а потом вернулся, вспомнив любимую фразу отца, которую он бросал уличным художникам, а их в Питере предостаточно в любое время года. «Больше воздуха! Этот город состоит из воздуха и воды. А потом уже камни и чугун!»
Конец ознакомительного фрагмента.