– Выслушай, великий префект, – с мольбой протянул он руки к встающему Пилату. – Это о Иешуа Галилеянине, – сказал он тише, опустив голову.
Пилат сел. Взмахом руки он отпустил писца, слуг и рабов, оставив у дверей только стражу.
– Что ещё сотворил этот сумасшедший, что ты пришёл сам, а не доставил отчёт, как всегда?
– Это очень необычно и серьёзно, – не поднимая головы и не вставая с колен, проговорил шпион. – Иешуа Галилеянин выгнал всех торговцев из Храма Давида. Он бил их столы и кричал, что это дом его отца – Бога, а они превратили его в рынок, хлев и меняльную лавку. Он кричал, что в храме надлежит молиться, говорить с Богом, а не торговать и держать животных. Жертвенные голуби разлетелись как песок во время песчаной бури, а монеты валялись под ногами и втаптывались в грязь. Не только варварские медяки и наши священные шекели, но и римское серебро. Префект, ты бы видел, что он творил! Все эти толстобрюхие торговцы как семечки высыпали из дверей! Шум стоял, что и тебе, наверно, было слышно.
– Да, волнения я слышал. Но не думал, что ваш Иисус может быть его причиной. Он всегда был кроток, судя по твоим отчётам. Даже фарисеев он не лупил по спине. Даже саддукеев. Хотя уж кого бы я отделал, так этих лицемеров.
– То было раньше. Сегодня он говорил о том, что этот Храм, Давидов, он может разрушить и отстроить в три дня.
– Вот это да! Если он такой чудесный мастер, почему бы ему не придти ко мне? У меня много зданий и дорог нуждается в ремонте.
– Он объяснял это нематериальным.
– То есть?
– Он говорил об истине Храма Давида. О Храме Истины.
Пилат задумался. Что-то всё же в этом Иисусе из Гаилеи есть. Простой сын плотника не может быть философом. Может, всё же, посвящённый? Он снова пожалел, что не может с ним встретиться.
– Донесение из Галилеи, префект.
Высокий светловолосый воин атлетического сложения от дверей прямиком направился к префекту. Не обращая внимания на стоящего на коленях шпиона, он подал префекту, преклонив колено, свиток с печатью царя Ирода на верёвке. Префект развернул донесение. Писал ему его знакомый ещё по учёбе в военной школе, а теперь ставший вельможей при дворе кесаря. Находясь в данное время по делам при дворе Ирода, он предупреждал Пилата о новой беде Иудейского царства: набирают силу последователи Иисуса, называющие себя галилеянами. А после того, по слухам, как дочь царицы Иродиады, Саломея, подговорённая своей матерью, потребовала за свой танец на пиру Ирода голову Иоанна Окунателя на блюде, возмущённого женитьбой Ирода на бывшей жене его брата, разведённой по римским, но не по иудейским законам, царь впал в помрачение ума. Поскольку первая жена Ирода была не абы кто, а дочерью царя сопредельной державы, и развод с ней грозил нешуточной войной итак обескровленному Риму, царь, на которого заботы сыпались как из рога Фортуны, стал говорить, что Иисус – это Иоанн, который воскрес и пришёл за ним, чтобы покарать его. Он заперся в своих покоях, и даже свою новую жену Иродиаду не подпускал к себе. Он очень зол на Пилата за то, что тот не поставил его в известность о том, насколько могущественно влияние Иисуса на толпу. Друг советовал Пилату быть осторожнее. Сейчас царь вроде бы пришёл в себя. Даже собирается почтить своим присутствием в Иерусалиме иудейский праздник Пейсах, который скоро наступит. По Иерусалиму ходят слухи, что царь тайно сговаривается с иудейскими первосвященниками о том, как бы незаметно убрать этого Иисуса. Но те на незаметно не согласны. Иисус переиначил их верования, не оправдал надежд на восстание и уничтожение власти Рима, а, значит, должен быть казнён. И казнён публично, с шумом, поруганием и самым постыдным образом – на кресте с прочим сбродом: ворами и убийцами. Пилат закончил чтение и задумался. Кто же, всё-таки, этот человек, никому не причинивший зла, кроме как побил – и побил ли? – недавно торговцев в Храме? Но они того заслужили. Даже в развращённом Риме в храмах торговля была запрещена, а животные присутствовали только в качестве жертвоприношения. Здесь же первосвященники жили не хуже самого императора, имея виллы, золота в изобилии на столе и в одежде, слуг и наложниц, которых прятали в тёмных комнатах подальше от глаз обычных людей. Кто же он, которого так ненавидят фарисеи, сами далеко небогатые люди, которого в каждом городе преследуют саддукеи, надменные аристократы и пренебрежительные разбогатевшие торговцы, которого так любит народ, и боятся первосвященники?