Шмыга не обратил внимания на глупые слова. В это время он смотрел на дерево в палисаднике соседнего дома, усыпанное белыми листочками бумаги. Какой-то придурок, видимо таким образом, решил освободить свой захламленный стол и вывалил бумажный мусор прямо на дерево под своим окном…
Какое-то отдельно стоящее предупреждение, знак, который тогда ему ничего не сказал. Четко фиксируемое ощущение надвигающейся беды появилось, когда он решил срезать угол квартала и пройти прямиком к автобусной остановке. Прошел мимо детского садика, свернул в тихий двор: сломанные качели, в песочнице грязный снег, детишки в круг собрались. Одна смешная девчонка без шапки, светлые косички на воротнике спортивной курточки, звонко считает:
– Налево – не сметь, направо – не сметь, кто-то должен умереть…
Ни хрена себе детская считалочка! Тогда первый раз в тот день Иван Петрович остановился. Пусто и звонко стало в голове, исчезла привычная теплая тяжесть рук и ног. Серые панели домов, хлопает на ветру белье на одном из балконов, в окне на первом этаже дернулась занавеска – по Шмыге скользнул чей-то равнодушный взгляд, женщина в черном поставила тяжелые сумки на деревянные ребра скамейки, тянет с головы пуховый платок, парень в черной кожанке нараспашку прикуривает сигарету, обжигается, трясет рукой, бьется звонкий голос из распахнутой форточки «Марина! Иди домой, Марина…»
Иван Петрович глубоко выдохнул. Ничего интересного.
Вышел к остановке, и тут ему стало нехорошо. Толпившийся народ смотрел не на дорогу, а на деревянный обгоревший остов двухэтажного дома напротив. Дым вяло выбирался из черных проемов второго этажа, в лужах перед подъездом стояла машина «скорой помощи», женщина в грязном пуховике с седыми всклокоченными волосами бежала за носилками, прикрытыми серым одеялом, из-под которого торчали большие ступни в черных носках. Носилки двое добровольцев поставили на землю. Дверца краснополосой «газели» приоткрылась, высунулся пожилой фельдшер. До остановки долетел его крик: «Да кому он на хрен нужен! Уберите!» Но пикантность ситуации состояла в том, что машина не могла выехать со двора – носилки с трупом перегораживали дорогу.
Вот тогда предчувствие окрепло и превратилось в уверенное ожидание грядущей беды.
«Направо не сметь, налево не сметь, кто-то должен умереть…»