Щеки коснулась незримая ладонь, потрепала ласково. Князь невольно улыбнулся, холодная глыба в животе немного оттаяла.
Ведогон – незримый дух-защитник, что во время сна исходит из человека и охраняет от неприятеля: вредного баечника, воров – не стал дожидаться ночи и хоть как-то попытался успокоить.
Зеленый шатер листьев прикрывал от палящего летнего солнца малый конный отряд. По лесной тропке ступали пять седельных лошадей да две вьючные.
Верткая сорока перепрыгнула с ветки на ветку, забавно повернула голову, от удивления распахнула клюв. Во главе отряда ехал, ни дать ни взять, оживший асилок. Огромный муж, без меры волохатый: на лице одни глаза в обрамлении черного волоса – даже из ноздрей торчали жесткие пучки; падала на грудь бородища, густая настолько, что стрела запутается. Шея в человечий обхват, серебряная гривна еле видна из могучей поросли, рамена плеч мало не чиркают деревья на обочине, торс походит на столетний дуб.
Конь под великаном под стать седоку: похож на живую скалу угольного цвета, глаза отсвечивают червью. За чудовищем цепь ям, сыплются в стороны комья земли.
Всадник одет в расшитую рубаху да штаны, ноги в сапогах попирают стремена. При бедре великана исполинский меч, размером с оглоблю, такой попробуешь поднять – пуп порвешь, а глаза на лбу повиснут.
Сорока скакнула на другую ветку, круглый глаз с любопытством уставился на спутников могучана.
Рядом с главой отряда они казались карликами: светловолосые, у одного пышные усы в виде подковы, у другого – окладистая борода, как и надлежит славному мужу. Одеты так же просто. У бородатого меч, усатый с топором.
Бородатый оглянулся на замыкающих – безусых отроков, приставленных в услужение к знатным витязям. В светлой бороде мелькнула дружеская усмешка.
– Савка, как поклажа, не потеряли?
– Нет, Лют, волки пока не напали, кобылы целы, – улыбнулся отрок в ответ.
Усатый обернулся: глаза ехидные, но лицо донельзя серьезное.
– Если что, бей хвостатых меж ушей, зря, что ли, взяли булавы. Или меня кликни, подсоблю топором. Хоть отомщу за тебя и Ждана.
Витязь гулко расхохотался. С деревьев упали несколько листков и спланировали в его открытый рот.
– Тьфу!
Тропу огласил дружный хохот, сорока испуганно слетела с ветки и с пронзительным стрекотом исчезла в лесу.
Богатырь обернулся на смех, будто скала шевельнулась; глаза скрыли кустистые брови. Низкий голос огласил округу, и сразу затрепетали деревья, посыпался дождь листьев, сухие сучья защелкали по стволам, а окрестное зверье испуганно примолкло.