С каждым днём Листе становилось всё хуже. Девочка таяла
сгорающей свечой, была так слаба, что каждое слово давалось ей с
трудом, губы едва разлеплялись. С лица не сходила бледность, и
Листа почти всегда спала или находилась в забытье, будто понемногу
возводила между собой и миром некие кольца из прессованной ваты,
которые становились всё толще и туже и сжимали грудь девочки
осьминожьей хваткой. Детское хрупкое тельце исхудало до предела,
иссохшая горячая кожа ежечасно выделяла болезненный склизкий пот,
который вытирала жена Хейзозера, Шаулина, что неотрывно находилась
у постели дочери. Она сама осунулась от бессонных ночей, почти
ничего не ела и украдкой от мужа плакала от собственного бессилия.
Продать нечего и денег занять не у кого. Оставалось надеяться на
то, что дочь выздоровеет раньше, чем закончится лекарство.
Краснощёк умолял Бухвалу дать настойку утрубицы под расписку,
под залог, с какими угодно процентами, однако аптекарь твёрдо
заявил, что принципиально не даёт в долг, и принципов менять не
собирается. Вас много, сострил Бухвала, а принцип один.
Раньше можно было бы сходить к знахарке или травнику, которых в
городе хватало. Теперь же их нет, благодаря закону о том, что
торговать оздоровляющими товарами могут только владельцы аптек с
кородентской лицензией и соответствующим образованием в
кородентском же платном университете, построенном тем же
Кластером.
В отчаянии Краснощёк решился на воровство. Ничего, потом, когда
Листа выздоровеет, он сдастся властям, во всём признается и понесёт
наказание.
Ночью он прокрался к чёрному входу аптеки, расположенному на
заднем дворе, куда вела с улицы арка, с намерением подкараулить
сторожа, когда тот выйдет по нужде, и, проломив ему череп камнем,
выкрасть пузырьки с утрубицей. И вот, после долгого ожидания,
показавшегося бесконечным, дверь чёрного входа открылась и сторож,
высоченная детина, вышел проветриться. Хейзозер, вконец измучившись
от нервного напряжения и внутренней борьбы, сам почти окаменевший с
ног до головы, с покривившимся в судороге ртом и гулко бьющимся
сердцем выронил камень в снег и зашагал прочь. Руки тряслись от
волнения и перехватывало дыхание. Он сделал свой выбор.
Нет, это испытание, дарованное ему богами, как и все прочие
тяготы и лишения. Толку-то, что он во всём признается? А если
сторож умрёт? Важнее наказания за преступление предотвращение
самого преступления. Боги увидят его духовную чистоту и крепость
моральных устоев и помогут его дочери, его маленькой красавице
Листе, выздороветь, ведь она дитя, она ничем не провинилась и не
заслужила столь скорой смерти. К тому же он, её отец, регулярно
жертвует храму Клитофрунати на благочестивые дела и живёт согласно
своей совести и своим доходам. Конечно, Хейзозеру приходила мысль,
что тягот и лишений было бы значительно меньше, не жертвуй он столь
много храму, но он отмёл это соображение как признак слабости.