Он поразил всех её поклонников тем, что подошёл, при этом задев некоторых весьма уважаемых людей, и, не извинившись, поднёс её руку, затянутую в шёлковую перчатку, к губам.
Не сводя с её лица полных восхищения глаз, он коснулся подбородком идеально белой манишки и произнёс:
– Владимир Чернов к вашим услугам!
Это был стройный молодой человек среднего роста, с хорошей осанкой. Фрак сидел на нём идеально, а шейный платок благородного оттенка топлёного молока выгодно подчеркивал правильные черты лица, пожалуй, слишком правильные для русского. Тёмные длинные волосы, убранные сзади в небольшой хвост и скреплённые тёмной ленточкой, делали своего хозяина похожим на героя старинного романа, что, безусловно, очень нравилось дамам. Взгляд серых глаз был слишком дерзок, словно Владимир бросал вызов всем окружающим.
Вокруг началось что-то невообразимое.
– Какая наглость! Да как он смеет?! Да что он себе вообразил?! Надобно его проучить! Вытолкать его, господа, – неслось со всех сторон.
Но поверх всего этого галдежа веско и тяжело упали, точно первые капли предгрозового дождя, слова Мадирова:
– Вы не представлены, и посему я нахожу ваше поведение недозволительным! Более того…
– Ну так сделайте милость, Рустам Петрович, представьте меня даме! – и Чернов вновь повернулся к Нике.
Он улыбнулся ей, обнажив зубы идеальной формы, с чуть увеличенными клыками, которые ничуть не портили его, а напротив, придавали его улыбке особый шарм.
Кто-то из присутствующих подавил смешок. Вокруг прибавилось народа – всем было интересно, чем же закончится перепалка.
– Я этого так не оставлю! Господа, кто окажет мне любезность быть моим секундантом? – взвился Мадиров.
Он, словно петух, увидевший в своем курятнике соперника, почувствовал жажду крови. Если бы не этикет, он, не раздумывая, проучил бы этого заезжего франта. Чернов раздражал Мадирова не столько манерой изысканно одеваться и даже не дерзостью своего поступка, сколько своим несомненным успехом у дам.
Точно очнувшись от сна, Вероника захлопала глазами и, коснувшись рукой, которую только что поцеловал Владимир, гусарской груди, которая, сотрясаясь от негодования, бряцала медалями, кротко попросила:
– Прошу вас, Рустам Петрович, не надо.
И обернувшись ко всем присутствующим, подарила им такую проникновенную, ангельскую улыбку, что все негодующие возгласы разом стихли.