– Так иди же! – он раскрыл многообещающие объятия и она, дрожа всем телом, осторожно приблизилась и прижалась к его груди.
– Мне почему-то хорошо с тобой, – шепнула она на ухо незнакомцу. – Я чувствую, что ты сможешь сделать меня счастливой. Только не отпускай меня, не отпускай…
Голова у девушки закружилась, и она опустилась на траву. Очнувшись вскоре, девушка ощутила, что по всему телу у неё разливается божественная истома, ни с чем не сравнимое чувство блаженства и лёгкая, едва уловимая усталость.
Красивый незнакомец стоял рядом, неподалеку, и, увидев, что девушка пришла в себя, ласково улыбнулся:
– Я вижу, ты действительно стала счастливой.
– Милый, моё счастье – ты…
– Слушай, скоро у нас будет сын. И, на правах отца, я желаю дать ему имя, – перебил её мужчина.
– Отец… сын… Что это? – удивилась она.
– Узнаешь в своё время, – усмехнулся красавец. – А сына, – он на секунду задумался, – сына назовёшь Каин.
– А ты? Как тебя зовут? Ты не сказал…
– Меня зовут, – он внимательно посмотрел на неё. – Меня зовут Иблис!
Девушка даже не успела моргнуть, а вокруг уже никого не было. И только ветерком лёгким чуть слышно прокатилось по кустам:
– Иблис…
– Что вы можете знать о Боге? – вопрошал приятеля бородатый крепкий мужик в полукафтане и выглядывающей из-под него красной косоворотке с отстёгнутым воротом. Мужик сидел, утрамбовав свою могутную фигуру между пластиковым кухонным столом и пузатым холодильником. Ноги его в шикарных хромовых прохорях с раструбами были закинуты одна на другую и в подтверждение своей убежденной речи он качал начищенным носком сапога. – Ничего вы знать не можете и не должны знать о Промысле Божием. Притчу о блаженном Иове помните?
– Что с того? – скривил капризные губы его собеседник и, сдвинув на затылок канотье, посмотрел на закопчённые иконы в углу маленькой кухоньки, которая была явным образцом знаменитых московских хрущоб. Затем элегантный мужчина перевел взгляд на новенький кухонный комбайн – последнее слово немецкой техники – поставил в угол тросточку с серебряным набалдашником, сдул невидимую пылинку с рукава своего модного светлого лапсердака и как можно беспечнее произнёс:
– Давай-ка, Прокоп Силыч, ещё по рюмочке твоей необыкновенной водовки.
– Как же, как же, Филимон Прометеевич, – засуетился мужик, – это завсегда пользительно. В водовке русскому мужику, окромя пользы, никакого резону искать не надобно.