Но юноша на мой призыв почему-то откликаться не спешил. Наоборот
как-то безнадёжно махнув в мою сторону рукой, отвернулся и сел,
прислонившись рукой к чахлому деревцу.
— Ну и дурак! — одновременно воскликнули мы с Толиком. — Они
такие симпатичные! — продолжил я. — Ничего бы тебе эти твари не
сделали. Они одного Вельда с трудом контролируют! — переиначил
вторую часть предложения айхи.
Какие твари?! Тварь как раз тот, кто так о зайцах говорит! Это
же самые прекрасные животные в мире!!!
Я хотел было высказать эти мысли отчаянно спорящим между собой
спутникам, но передумав, махнул рукой.
Некогда! Чего я буду бисер перед свиньями метать? Меня вон зайцы
заждались!
Толик ещё пытался что-то кричать, постоянно выскакивая передо
мной и махая своими кочерыжками, но я его уже не слушал. Усталость
была забыта, будто и не было недавнего марафона, и я, бодро
прошлёпав по болоту, выбрался на берег. Зайцы окружили со всех
сторон, тыкаясь влажными носиками в ноги. Я присел на корточки и
начал нежно поглаживать зверьков, попутно щекоча за ушами.
Бедненькие, пушистенькие, голодненькие! То есть как
голодненькие?! Веточки слишком высоко растут? Ничего. Я вам сейчас
столько наломаю! Где много рябин с ягодами? Ну, показывайте дорогу,
ушастики. Сейчас, всё будет!
Мы дружною толпою направились обратно в лес. На душе у меня было
светло и радостно. Ещё бы! Я ведь теперь с зайцами жить буду!
Вот только далеко уйти мы не успели. Едва я с друзьями успел
углубится в чащу, как поведение ушастых разительно изменилось.
Зверьки синхронно остановились, словно наткнувшись на невидимую
стену и замерли, уставившись в одну точку. Некоторые даже на задние
лапы встали, пытаясь что-то рассмотреть в хитросплетении листьев и
колючек, сплошной стеной качающихся перед нами.
— Вы чего? — запнулся я на полушаге, разворачиваясь к своим
друзьям. — Пошли скорее, зайчишки, пока совсем не стемнело! Я вам
ягодок насобираю! Вкусных!
Мой голос сработал похлеще выстрела из стартового пистолета.
Серые миляги словно спринтеры рванули с места, мгновенно скрывшись
из вида. Только ветки вслед зашуршали.
— Это чего?!— с недоумением посмотрел я им вслед, чувствуя, как
чёрной пеной поднимается в душе детская обида. — А как же я,
ушастики?!
Ветер закачал колючими ветками, сочувствуя моему горю. На щёку
влажной каплей упала рыхлая снежинка, норовя смешаться с начавшими
наворачиваться на глазах слезами. Я немного прошёл вперёд,
вдавливая в мокрый мох белые кристаллики зарождающегося снегопада,
позвал ещё раз в отчаянной надежде, что зайцы вернутся и застыл на
месте, так и не подняв ногу для очередного шага.