Я успела придумать последнюю фразу, пока с мальчиком было еще не окончательно плохо.
«Колдовство – это то, что ты делаешь с другими. А волшебство – это то, что ты делаешь из себя. Выбирай».
Так вот, Доктор. Мне нечего было придумать из себя. У меня ничего внутри не осталось. Никакой Крошки Мю. Никакого света изнутри. Я решила взять тайм-аут от своей изнурительной работы. И отказаться хотя бы на время от своей изнурительной мечты.
Я стала каждый вечер ходить в цирк. Это был маленький цирк на Речном, и там было не стыдно плакать. Я сидела и плакала от зависти.
Там прятали платочки в пустой руке. Там исчезали в шкафах. Там угадывали карту в кармане. Там глотали лезвия и огонь. Иллюзионист был очень обаятельный.
Я кое-как проводила дни в ожидании вечера в цирке. Я ходила по городу и не смотрелась в витрины. Я стала до того никакой, что боялась в них не отразиться. Несколько раз я сталкивалась с людьми, которым скрашивала жизнь. Но они не узнавали меня. Потому что я ходила в незаметной одежде – то есть, Доктор, в модной одежде того сезона.
Однажды утром я оказалась на Лубянке. В восемь часов утра около «Детского мира» может оказаться только чужак – командировочный или иностранец.
А я такой и была – этого у меня не отнимешь. Я съела мороженого в «Детском мире», а потом зашла в книжный магазин. В отделе искусства я увидела красивую книжечку зарубежного издательства. Там было все о лондонских молодых художниках. Там упоминали гениального Авраама Августа Перса.
Я не купила буклет. Я промаялась у цирка в ожидании, пока откроют кассы, и купила очередной билет.
В тот вечер иллюзионист выдернул меня из зала на арену, развернул мою ладонь и спросил:
– Хотите, я проткну Вас насквозь иголкой?
– Нет, – сказала.
– Отпилите мне лучше голову, – сказала я.
– Все русские женщины так склонны к жертвам, – нашелся иллюзионист.
– Да, – сказала я (на самом деле я просто считала самым оптимальным хранить голову с рефлексиями и страхом одиночества отдельно, в морозильнике).
Я дождалась иллюзиониста у черного входа. Он выглядел не как супергерой. Я подумала, что супергероя он оставляет там, на сцене, в многочисленных отражениях в шкафах и коробках. Я собрала в кучу ошметки всей своей беспечности и бесполезности, вышла из темноты и сказала:
– Хотите я разобью Вам сердце?