Открываю глаза. Луны здесь три, но солнце – одно, почти такое
же, как на Земле, только чуть крупнее и более красное.
Сон не сильно мне помог - тело все еще ужасно болит – буквально
каждая клеточка доставшегося мне несчастного организма стонет от
боли. А тут еще голод. Кишки исполняют марш Мендельсона. Парнишка,
прежде чем попасть в кучу, очевидно, пару дней ничего не ел. Теперь
это моя проблема, не его.
Я понимаю, что мне нужно идти в город, к людям. Вот только что
за люди живут в этом городе? Судя по тому, как зверски был отделан
этот 15-летний парнишка, да и по традиции просто скидывать трупы с
кручи – не сильно культурные граждане проживают в Истоне.
Истон – вот, значит, как город называется. Спасибо, память
мальчишки, ты, давай, не отмирай там совсем.
Я направляюсь к круче – там я заметил козью тропку, ведущую
наверх. Делаю с полсотни шагов и останавливаюсь, понимая, что в
город мне нельзя. Во всяком случае, пока на мне из одежды только
моя непривычно бледная кожа. Будут ли довольны граждане Истона,
если я посвечу там своими подростковыми причиндалами? Едва ли.
Хотя, некоторым дамам и девушкам наверняка понравится. Да и мужикам
некоторым…
Я прекращаю движение к круче, стою, как истукан. Если я сраной
веревочки на берегу не нашел, то где же я возьму одежду?
И снова взгляд мой останавливается на куче трупов.
Синюшно-бледные тела. Мужчины, женщины, дети. Сколько здесь трупов?
Десятка три, не меньше. Отчего они умерли? Может, от чумы? Вдруг в
городе свирепствует чума? А я туда идти намылился.
Однако, присмотревшись, я замечаю, что на большинстве тел –
следы зверских побоев. На некоторых, и вовсе, глубокие
колото-резанные раны, нанесенные, скорее всего, копьями и мечами.
Были, конечно, и «целые» трупы: эти люди, надо полагать, скончались
от каких-то болезней. Но смерть большинства не была естественной –
их убили. Ну, или думали, что убили, как в моем случае.
В переплетении рук и ног что-то темнеет. Преодолевая отвращение,
я лезу прямо в гущу трупов и вытаскиваю тело мальчишки. В отличие
от остальных бедолаг, на этом есть одежда. Ну, то есть как, одежда.
Некое подобие туники – кусок холщовой ткани, покрытой грязью и
запекшейся кровью, да плюс дырявые, грязные штаны, которыми бы
самый последний бомж побрезговал.
Я быстро раздеваю мальчишку. Странно звучит фраза,
подозрительно, но да что поделать. На шее у парнишки – глубокая
рубленая рана. Кто-то секанул мечом с лошади, вероятно. В хороший
же мир я попал, ничего не скажешь!