Заметив меня, она обхватила прутья руками.
– Помоги мне, – взволнованно позвала девушка, тоже узнала.
Я прошла мимо, опустив голову. Раз ее держат в клетке – у них есть причина.
Девушка шла вдоль решетки, хватаясь за прутья. В голосе появились слезы, когда она поняла, что я включила полный игнор.
– Не бросай меня! – крикнула она. – Поговори с ними! Прошу!
Она прижалась к прутьям красивым животом, под слоем пудры я увидела грубый рубец. С таким животом и ногами ей бы профессионально танцевать... Я обернулась: девушка смотрела вслед, глаза были полны мольбы.
И зачем я обернулась, твою мать? Девушка была босой. Маленькие ступни с поджатыми пальцами выглядели беззащитными.
– Да не могу я тебя выпустить! – заорала я, разозлившись. – Не могу! Отвяжись!
Я резко развернулась и быстрым шагом пошла в кабинет мальчиков.
– Оливия! – слабо позвала она и, кажется, расплакалась.
Дверь в кабинет я толкнула сильнее, чем нужно – сильно злилась. Злилась на свою слабость и беспомощность. Не по моей вине она сидела в клетке, но именно я ощущала себя виноватой.
Кир по-хозяйски развалился на диване, забросив ноги на столик. До того, как я вошла, он играл со своим ножом, подбрасывая его в воздух, но теперь остановился.
– Фасолька, – он улыбнулся и скулы стали острее. Лезвие серебрилось в тусклом свете, словно хищная пиранья, нацелившаяся на добычу.
– Привет, – в кабинете он оказался один. – Где Руслан?
Кабинет хранил следы попоек и веселья. Ночью мальчики развлекались: под столом, вокруг дивана батареи пустых бутылок. Пахло тяжелой вонью старой пепельницы и спертым воздухом. С их бедокурством даже вентиляция не справляется. Раньше они не курили… Хотя, возможно, это не их окурки.
Я оглядела это все и уставилась в его бесконечно добрые серые глаза.
– Можно задать тебе вопрос, Зверь?
Кир самодовольно развел руками, мол, валяй.
– Та блондинка в клетке, что она здесь делает?
– Какая блондинка? – он так натурально нахмурился, что я ему поверила.
– Девушка-леопард, которую чуть не съели заживо, – напомнила я. – Теперь вспомнил?
– А! – он расхохотался и по одной спустил ноги на пол, наклонился вперед, поигрывая ножом, будто наш разговор ничего для него не значит – игра интереснее. – Эта блондинка… Что еще с ней делать… Ее тут бросили, не отпускать же. Сама подумай, Оливия, – он поднял жесткий взгляд. – Как я буду выглядеть в глазах врагов, если начну отпускать всех, кого к нам приводят? Как бесхребетная размазня? Пусть танцует.