Его настроение совершенно не изменилось, не испортилось и не стало хуже. За последние десять лет, перед пенсией и на пенсии, Петр волновался всего два раза: первый раз, когда обнаружил литеру «М» в трудовой книжке, а второй раз что-то непонятное зашевелилось внутри после ограбления квартиры – наверное неисполненное желание умереть от рук домушников.
Часов Петр никогда не носил. Они ему были просто не нужны. Он чувствовал время чем-то внутри себя, будто невидимый маятник отсчитывал не только минуты, но и секунды. Сергей не раз проверял его, спрашивая который час. Петр иногда ошибался на полторы-две минуты, но не больше. Даже среди ночи, если его будили после короткого отдыха в засаде, он мог тут же сказать сколько времени.
Течение времени для него было чем-то живым, никогда не повторяющимся и не возвращающимся назад процессом, который ощущался так же, как длина пройденного пути, например от ступенек кинотеатра, под противным дождем, к перекрестку. Петр жил в жестком, логичном, последовательном и правильном мире. А если что не укладывалось в эти рамки, он считал ошибочным и нереальным, выдавливая из памяти странные события, считая их своими глюками. Он четко знал, где проходит граница между нормальным человеком и ненормальным, потому что насмотрелся на психопатов, неврастеников и шизиков за время своей службы.
До акции оставалось час двадцать пять минут. Поэтому можно было идти на точку и занимать позицию где-нибудь напротив молочного магазина, где мог укрыться от мелкой водяной муки, сыпавшейся из тяжелых туч, и от посторонних глаз.
Такое место было. Еще при осмотре района Петр решил, что затаиться как можно ближе к объекту, но не в его подъезде, и не в магазине, а в доме номер десять на четной стороне улицы, который стоял в двадцати метрах от седьмого дома. И что удачно, подъезды десятого дома выходили не на противоположную сторону, а на эту же улицу.
По дороге Петр купил пакет соленых арахисов, неторопливым шагом прошелся до десятого дома, незаметно осмотрелся и нырнул в подъезд, напротив молочного магазина. Он поднялся на площадку между первым и вторым этажом и встал у окна, откуда, через грязное стекло, открывался неплохой вид на приличную часть тупика. В подъезде было тихо. Лишь откуда-то сверху доносилось буханье барабанов тяжелого рока. По мнению Петра металл-рок был излишеством в этом мире, впрочем как и вся остальная музыка.