– Конечно, – поторопился подтвердить
я.
– Вот, – удовлетворенно кивнула
длинноножка. – Значит, Оши, друзья… Прежде, до Америки, мне ни о
чем подобном и мечтать не приходилось!.. Ну и, в-третьих, память о
последних месяцах. Почему я и намерена сберечь ее от поругания… Так
что за меня как раз не переживай! – вскинула она голову. – Я еще
посчастливее многих!
– Ну, как скажешь… – пробормотал я,
несколько сбитый с толку таким оборотом.
Внизу что-то пронзительно хрустнуло –
словно выстрел раздался. Невольно вздрогнув, мы с Муравьевой дружно
опустили глаза: на Плахе красовалась свежая зарубка – еще минуту
назад ее там и в помине не было.
в которой я поднимаюсь до
зари
На утро, за добрый час до обычного
времени подъема, меня бесцеремонно разбудила Оши – бывшая одна
шестнадцатая часть метиса-Муравьевой, а ныне ее верный
дух-фамильяр.
«Просыпайтесь, молодой князь!
Скорее!»
– Что? Что такое? – не без труда
разлепив веки, ошалело уставился я на крохотного золотистого
паучка, как у себя дома устроившегося у меня на животе. – Что-то
случилось с Машей? – прострелила мой мозг пугающая догадка – ну,
мало ли, после вчерашнего разговора…
«Нет-нет, с нами все в
порядке! – не замедлила заверить меня Оши – про себя саму она,
как и положено, обычно говорила “я”, а вот в отношении своей
хозяйки почему-то употребляла исключительно множественное “мы”. –
Светлана Каратова пришла в себя!» – сообщила наконец дух
причину моей ранней побудки.
– Что?! – я рывком сел на
кровати.
С противоположного конца комнаты
что-то недовольно пробурчал в полусне Сколков – должно быть,
попросил вести себя потише.
«То и есть, – выразительно
хмыкнула Оши. – Зря что ли я старалась?»
Вот уже на протяжении четырех месяцев
по поручению Муравьевой в тайне от целителей корпуса она билась над
возвращением Светке ее утраченной в холопстве личности. Поначалу,
казалось, дело заспорилось: муки, нещадно терзавшие мою бывшую
одноклассницу со дня снятия клейма, насколько можно было судить по
реакции на них Каратовой, мало-помалу ослабевали, а порой теперь и
вовсе отступали – иногда на час, ну а то и на целые сутки.
Соответственно, все меньше времени Светка была вынуждена проводить
в глубоком магическом забытьи, и все больше – бодрствуя.
А вот дальше нарисовался глухой
тупик. Несмотря на все усилия Оши, во сне ли, наяву ли, Каратова
так и оставалась безвольной, неразумной куклой – ни проблеска
сознания, ни намека на характер.