Всю вереницу душ обозреть и в лица вглядеться.
«Сын мой! Славу, что впредь Дарданидам сопутствовать будет,
Внуков, которых тебе родит италийское племя,
Души великих мужей, что от нас унаследуют имя, —
Все ты узришь: я открою судьбу твою ныне».
Тем временем младший лейтенант Шпак направлялся с инспекцией к следующей торговой точке. Старший сержант, с двумя пакетами, полными фруктов – яблоки, груши, бананы, персики, вишня, – следовал за младшим лейтенантом, как примерный муж за капризной женой: «Масик! мы забыли киви!» – «Я мигом, дорогая!»
Чтобы не подавить вишню, ее положили сверху.
– Что ты за мной плетешься? – вполоборота бросает Шпак старшему сержанту. – Отнеси в машину!
– У него еще киви есть, – озабоченно отвечает старший сержант.
– Как хочешь.
– Я мигом! – радуется старший сержант.
Дорогая! Ты забыл «дорогая!» – хочется подсказать сержанту, чтобы все было сыграно как по нотам, чтобы душа запела (она всегда поет на стыке двух реальностей), но молчу. Нет в моем молчании ни упрека, ни сострадания. Младший лейтенант Шпак, словно почуяв подвох, озирается по сторонам.
Все слышат, как я молчу!
Почудилось! какая, нах, облава? что я, нах, ради себя рискую? меня бы предупредили. – Отсканировав пространство, решает младший лейтенант. – А если нет? подстава? если меня ведут? если им, нах, понадобились козлы отпущения? – Снова озирается. – Козлы!
Нервная работа.
После дежурства пошлет старшего сержанта за водкой. Накатят грамм по двести пятьдесят в изоляторе временного содержания, подальше от глаз майора (На работе ни-ни!) – занюхают киви, и по домам. По дороге зайдут в бар, добавят по сто пятьдесят, споют что-нибудь для души, «Чунга-чангу» под караоке, и по домам; главное, вишню не подавить. Впрочем, вишню придется отдать, на вареники, – у майора украинские корни.
Чунга-чанга синий небосвод,
Чунга-чанга лето круглый год,
Чунга-чанга весело живет,
Чунга-чанга песенку поет, —
напевает про себя младший лейтенант, чтобы расслабиться, не думать о возможной засаде, о задержании с поличным, об изоляторе временного содержания, где уже никто не нальет.
Стоит Шпаку запеть, как он всегда оказывается на стыке двух реальностей: синее море, желтое солнце, зеленая пальма, черный мальчик, белый пароход. Мультфильм. Пять звезд. Почти Анталия. И нет перед ним старушки, торгующей сигаретами с лотка, и не берет он с лотка две пачки «Парламента», забывая расплатиться, и не похож он в этот момент на внука, отнимающего пенсию у родной бабки, чтобы наглотаться колес в подъезде, сидя (на бетонной ступеньке) поехать. Только синее море, желтое солнце, зеленая пальма, черный мальчик, белый пароход. Только две пачки «Парламента» в правом боковом кармане.