— Будем продвигать Кузю по карьерной лестнице экстремистов.
Глядишь, еще и в большие чины выбьется, если хорошо себя вести
будет, — я усмехнулся, глядя на попытки Кузи встать с кровати.
— А я, между прочем, все слышу... — Кузя поднял вверх палец и
упал на подушку, мгновенно захрапев. Пустой бокал покатился по
полу, что характерно, не разбившись.
— Слышишь-слышишь, а как же, — я кивнул, подобрал бокал и
поставил его на стол. — Ну так что? — я снова обратился к
Любушкину.
— Возможно, ты прав, — наконец, он принял какое-то решение. — Не
переживай, протрезвим мы твоего Кузю, и узнаем, что там у него с
девушкой произошло, — Олег немного замялся, а потом добавил. — Если
собираешься в комнату к Эльзе идти, то забей, там ничего нет.
Приехали очень серьезные ребята и выгребли все подчистую. Так
что...
— Понятно, — я кивнул и бросил прощальный взгляд на Кузю. Я не
могу с ним остаться, просто не могу. — Тогда я, пожалуй, пойду.
Меня за территорией машина ждет.
— Бывай, — Любушкин поднял руку в знак прощания. — Да, — словно
опомнившись, спросил он. — Как там Эльза?
— Она... — я не знал, как ответить. — Ей плохо, но она пытается
справляться.
— Знаешь, Сава, — Любушкин нахмурился. — Меньше всего Эльза
нуждается в твоей жалости. Не делай этого, перестань ее жалеть, — и
он отключился.
Я же стоял и смотрел на то место, где совсем недавно была
голограмма. Я жалею Эльзу? А ведь и правда, жалею. Боюсь, что любое
неосторожное слово может причинить ей боль. Любушкин прав, пора
по-настоящему помогать ей выбраться из той депрессии в которую она
погрузилась после бака. Меньше всего ей нужна моя жалость. Закинув
сумку на плечо, я пошел к двери. Заперев дверь снаружи, я запнул
ключ под дверью в комнату, и пошел к выходу из здания, не
оглядываясь.
Андре на следующий день пришла чуть раньше, чем было договорено,
но я ожидал такого расклада и успел приодеться, чтобы не
предстать снова перед адвокатессой в том же неподобающем виде, в
котором девушка видела меня накануне. Какой-никакой, но статус все
же обязывает выглядеть привычно, даже перед такими своеобразными
подчиненными. Она постоянно хмурилась, и выглядела не
слишком довольной жизнью. Того сумасшедшего огня в глазах уже не
было, что наводило на размышления, а вдруг она уже успела потерять
интерес к работе на меня.