— Nichts passiert ? (Ничего не получается?) —
спросил Паша сочувственно, но в меру, чтоб не выглядеть и глупым
самаритянином. Алебардщик злобно посмотрел снизу вверх, ничего не
сказал внятно, только пробурчал что-то себе под нос. Его совершенно
не смущало, что он тут сверкает голым тощим задом перед совершенно
посторонними людьми, но вроде понял вояка, о чем спросили.
А Паша, с виду стараясь остаться невозмутимым и холодным,
лихорадочно думал, перебирая варианты ответов и отвергая их один за
другим, что было совершенно разумно, потому как в этот пиковый
момент в голову лезла какая-то чушь, причем лезла настырно и
упорно, как пьяный в музей, невзирая на то, что ее выкидывают из
вороха мыслей. При этом же, как и положено всякому разумному
человеку, который только что облажался и сморозил глупость, все
время вылезали детали, которые Паша по дороге видел, но не
воспринял так, как надо и потому не подготовился.
Как говаривали раньше — смотреть и видеть — две разные вещи. Ну,
вот пришел Паштет в деревеньку и что? Ни домов толком не разглядел,
ни одежды взрослых, ни прочего. Бревенчатые избы, в чашу рублены.
Вроде отличаются от тех, что сейчас в деревнях, так это из-за крыш
— тут они соломой крыты и дранкой, если побогаче — как «сегун»
этот. И баньки тоже видел, без труб, типовые, которые «по —
черному» топятся.
Так и такие тож не старина какая древняя, вон Высоцкий рвался
все, чтоб ему такую именно протопили. Поездил Паштет по стране,
видывал такое, причем еще удивлялся — в одном районе деревенские
все по-черному бани топят, а у соседей — все по-белому, черт их
поймет почему так. Разве что крыши ондулином покрыты и там и
там.
Вообще, конечно, поступил Паша по-дурацки, можно сказать сам в
зубы полез. Другой бы кто тихарился бы в лесу, все вызнавая.
Правда, Паштет свои ниндзевые способности оценивал низко, засекли
бы его быстро и потом вышло бы неловко, не любят люди, когда кто-то
в лесу таится с нехорошими, надо думать, намерениями. Иначе с чего
прятаться — то от порядочных людей?
— Хандырил ли на оксар? — спросил один из спутников светским
тоном, меланхолически поглядывая на старающегося часового.
— Пулил мас лапухи клёвые — не без гордости ответил ахинеей на
ахинейский же вопрос второй торгован. Паштет навострил уши, услышав
неожиданно знакомое слово. Черт бы этих хмырей драл!