И что очень изумило Паштета – и конница и пехота шли с одной
скоростью, да в придачу пехоты оказалось совсем мало – те же
стрельцы все были с верховыми конями.
- Странно, я думал конница уйдет вперед – сказал он Хассе,
ехавшему рядом.
- Десять лье в день – самое большее. И для пехоты и для
конницы.
- А татары?
- Ровно так же. Если их лошадки пройдут в день пятнадцать лье –
то потом два дня отдыхать будут, а то сдохнут иначе.
- Надо же. Я был уверен, что кавалерия куда дальше ускачет. Что
она – туда – сюда. А ты меня удивляешь. То татары с обозом и
телегами, то конница как пехота…
- С пару лье конник может проскакать. Только конь потом сдохнет.
Это у всех так, можешь мне поверить.
- Тогда чем конница от пехоты отличается?
- Странный вопрос. Так конь тащит все твои пожитки, а иначе ты
попрешь все на себе, как осел. Можешь мне поверить, Пауль, тащить
все на себе – тяжело. Я - проверял.
- А сколько это – лье? Тут вроде мили? – осторожно уточнил
Паштет, понимая, что сейчас вполне может оказаться в луже. И не
ошибся, потому что Хассе, как и положено авантюристу - купцу,
занимавшемуся рискованной торговлей на границе Ливонии, Польши и
Руси, тут же принялся объяснять разницу в этих мерах длины по
местностям, отчего у Паши забренчало в голове от тысяч шагов,
разных миль и поприщ. Одно он понял твердо, что в каждой местности
считали расстояние по-своему и те же двенадцать польских верст –
это шесть литовских или пять московских, а новгородских будет
семь.
- Это совсем просто – усмехался Хассе, продолжая: «Четыре
поприща - это половина большой мили. Или четыре тысячи шагов. А
если пересчитать на размер английской мили - тысяча пар шагов
быстро идущего или медленно бегущего человека. Все просто!»
- Черта лысого! – не согласился подъехавший слева Шелленберг.
Ясно было видно, что молчаливый наемник сам не вполне разбирается в
милях и верстах. Потому сейчас он просто слушал, отмахиваясь
веточкой от настырных оводов. Колонна втянулась в лес, отчего
пришлось ужиматься по ширине дороги.
- Не очень я понял, у кого сколько. Понял только, что у всех
мера разная – признался печально Павел, вытирая потный лоб платком.
Хотя в лесу было попрохладнее и местами даже тень прикрывала,
однако жарища была несусветная.
Канонир весело рассмеялся.
- Это точно. В Ревеле пуд вдвое тяжелей, чем в Новгороде. А
кидь, наоборот, в Москве в полтора раза дальше, чем в Риге. Это
если считать в пиках или пье. Хотя, наверное камни разные.