А вот и ее очередь. И снова она бросает взгляд на пограничника – очень короткий, чтобы и он смог почувствовать смущение и капельку игры. Легкий флирт за гранью риска. Но он будет оправдан. Он придаст уверенности.
Уверенная в себе, одержавшая победу Мамбо уводила за собой взгляд пограничника. Она обезоружила и Вадима, и его напарника, озадаченного странным поведением партнера. В его действиях просквозила растерянность, когда он сличал фотографии – по документам, матери и дочери. А Мамбо в это время размышляла над словами султана: «Для белых все черные, желтые и красные на одно лицо». Она только отчасти с ним соглашалась. Потому что для черных все белые одинаковые. А это далеко, далеко не так.
Самолет взмыл в небо. Мамбо первым делом попросила стюардессу принести ей виски или коньяк – на ее выбор. Потягивая обжигающий напиток с чуть приметным привкусом шоколада и миндаля, она выгоняла из мыслей и души все, что оставил там наркотик. Теперь ей незачем было «приближать» ощущения и что-то реальное: звуки и запахи дождя, завораживающее пение птиц и мягкий шелест их крыльев. Она неслась навстречу этим ощущениям. И даже подумывала о том, чтобы возразить султану: какие к черту «ориентировки на преуспевающих белых мужиков; какие к черту бутики и дом-крепость». Считай, она сбежала из тридевятого царства и соблазнов, которые окружали ее.
Просто она возвращалась домой. Этим и объяснялись ее противоречивые – когда смелые, а когда робкие – мысли.
Тель-Авив
Юлий Вергельд не считал, что его взяли за жабры. Но в таких случаях, как этот, ему трудно было дышать.
Он был гостем в этом кабинете, который окрестил «музеем одной восковой фигуры». Позади него открывался вид на пыльную в это время года улицу. Живая картинка за стеклом была расчленена пластинами жалюзи и походила на телевизионную, рассеченную помехами, и на этом фоне гость выглядел более чем живым. Его собеседник, устроившийся в кресле напротив, был полной противоположностью Вергельда; именно он выглядел восковой фигурой. Причина его безжизненного лица крылась за длинными шрамами на пояснице. Ему было за шестьдесят, тогда как трансплантированная ему почка была взята от четырнадцатилетнего мальчика.
Операция происходила по строго расписанному плану. Самолет частной авиакомпании доставил Аарона Штайнера на его родину – в столицу Эстонии, откуда он иммигрировал в 1985 году. Вместе с ним на борту находились двенадцать человек медицинского персонала, четырнадцатилетний донор и восемь человек службы безопасности. Эскорт из нескольких машин, включая два реанимобиля, доставил Штайнера в таллинскую Центральную больницу. Он впервые увидел магическое действие собственных денег. Каталка, на которой его везли в операционную, была изготовлена в Германии, медицинское оборудование в операционной, куда его после соответствующих процедур привезли, было закуплено в Соединенных Штатах.