Завозился, заерзал возница на облучке
тяжелой кареты, разглядев знакомые цифры. Сунул нерешительно локтем
в кожаную стену дормеза, а потом и, выпростав руку в рукавице,
застучал по крыше. Закашлял. Обмахнул сквозь облако пара рот,
перекрестил, да и гаркнул так, что лошадки вздрогнули и побежали
живее:
- Прибыли, барин! Уж теперя до дома
чуть осталося. Томска губерня началася!
И степь, на сотни верст безликая и
однообразная, придавленная саженными сугробами, тут же изломалась
утесами, изогнулась промоинами истоков знаменитой реки, на берегах
которой хранит зимние квартиры русского сибирского войска
генерал-губернаторский Омск. А вдали, на самом горизонте, да с
облучка-то разглядишь, уже завиднелась тонюсенькая полоска
Назаровского леса.
«Слышь, как-тебя-там, - мысленно
обратился я к бывшему единоличному хозяину тела. – Мы куда
едем-то?»
- Помилуй меня, Боже, по великой
милости Твоей, и по множеству щедрот Твоих очисти беззакония мои, -
шептали мои губы. Наверняка ведь слышал вопрос, а ответить
побрезговал. Пришлось приложить усилия и запретить губам бормотать
всякую ересь.
«Омой меня от всех беззаконий
моих, и от греха моего очисти меня. Ибо беззакония мои я знаю, и
грех мой всегда предо мною. Пред Тобой одним согрешил я, и злое
пред Тобою сотворил я, так что Ты прав в приговоре Своем и
справедлив в суде Своем. С самого рождения моего я виновен пред
Тобою; я — грешник от зачатия моего во чреве матери моей», -
причитания страдальца продолжились внутри нашей общей головы.
Причем у меня создалось стойкое ощущение, что произносится молитва
уж ни как не на русском языке.
- Едрешкин корень, я что это? Нерусь
какой-то?
- Schlafen Sie, Hermann. Dieser
unendliche Weg... – густым грудным басом вдруг заявил спящий было
на диване напротив благообразный седой старик. Приоткрыл мутные
выцветшие глаза и тут же снова засопел, вызвав у меня нервное
беззвучное хихиканье. Я прекрасно понял старца. «Спите, Герман. Эта
бесконечная дорога» - вот что он сказал! А уж Das Deutsche ни с
каким другим языком точно не спутаешь!
Мама моя родная! Я вселился в немца и
путь мой лежал в Томскую губернию.
«Высочайшим повелением Его
Императорского Величества, назначен исправляющим должность
начальника губернии Томской», - самодовольно протиснулась мысль
туземного разума сквозь шелуху лютеранских псалмов. И в тот же миг
я понял, вспомнил, осознал, что зовут меня теперь Герман Лерхе.
Дворянин. Батюшка, Густав Васильевич, из обрусевших прибалтийских
немцев, служит в свите какого-то герцога в столице. Старший брат,
Мориц, по воинской стезе пошел. Сейчас в Омске, готовит свой отряд
к летней компании… А я, Герман Густавович Лерхе, двадцати восьми
лет отроду, а уже, стараниями отцовыми, действительный статский
советник – вроде генерала. И новый губернатор Томска.