— Стоимость корабля тебя вообще, что
ли, не волнует?
— Бертуччи, именно поэтому я строю
первый пробный корабль, проверяя все свои теории, — приоткрыл я
часть тайны.
Его глаза полезли на лоб.
— Ты строишь пробный корабль, тратя
огромные деньги?
Я спокойно кивнул в ответ.
— Нужно убедиться, что мои расчёты
верны.
Он замотал головой.
— Ты безумен.
— А ты всегда можешь нас покинуть, —
улыбнулся я, — пока ни в какие секреты ты не посвящён, выход для
тебя свободен.
— А для дяди Франческо уже нет? —
глядя исподлобья, спросил он, на что я, конечно же, не стал ничего
отвечать.
На следующий день я отправил гонца к
дому Бадоэр с сообщением об отмене встречи в Арсенале, поскольку и
сегодня был занят тестированием парусных комплектов, поскольку за
вчера смогли проверить чуть больше половины. Последним был мой
самый перспективный образец: хлопковые паруса, несколько суток
вымачивающиеся в льняном масле, а затем тщательно высушенные.
Я внимательно смотрел, как мы идём по
ветру, как они ведут себя, и последним тестом вылил на них ведро
воды, смотря, как большая её часть оказалась у нас на ногах.
Переведя взгляд на ошарашенное лицо Бертуччи, я сказал:
— Ну вот, похоже, и нашли то, что
нужно.
— Но как? — тихо выдохнул он,
оставляя румпель и бросаясь к мачте, чтобы потрогать нынешний
комплект.
— Ткань чем-то пропитана, — тут же
сообразил он, — она более гладкая и маслянистая, чем у простого
хлопка.
Я не стал ничего отвечать, лишь
улыбнулся в ответ. Если бы он ещё знал, что сами мастера не знали,
в чём конкретно они вымачивали паруса, поскольку масло доставили
мне из другого места, думаю, у наследника дома Контарини возникло
бы ещё больше вопросов. Уж не говоря о том, что я искал выходы на
русских купцов, поскольку мне нужен был берёзовый дёготь в огромных
количествах.
— На сегодня всё, сеньор Бертуччи, —
я показал в сторону берега, — мне нужно будет проследить, чтобы все
мои вещи перенесли в домик рядом с мастерскими.
— Мои уже доставлены, — уведомил меня
он, — только зайду предупрежу жену.
— Тогда завтра встречаемся уже там, —
согласился я.
***
Вся огромная, неповоротливая и
неэффективная из-за моих перестраховок конструкция большого
производства, кряхтя, скрипя, постоянно ломаясь и медленно
раскачиваясь, всё же набирала обороты. Тому, кто ленился или
сопротивлялся, тут же выписывали десять плетей, тот, кто трудился и
предлагал улучшения, получал денежные премии, и такой неоднократно
опробованный мной приём снова сработал. Все мастера вскоре
зареклись спорить с ребёнком, словам которого потакали оба
сопровождавших его взрослых, которые, не слушая ни слова из доводов
уважаемых людей, лишь повторяли: