Идеально сложились обстоятельства для его жизни. И он ими воспользовался, как я думаю, если не на все сто, то уж не меньше чем на девяносто. Это очень много, очень. Мои, например, обстоятельства сложились тоже удачно, хотя и парадоксально: советская власть за диссидентство уволила меня из школы, запретила выступать с концертами – но великодушно оставила за мной кино-театральное поприще, совмещать которое с диссидентством невозможно. И вот в 1968 году, в 32 года, я стал тем, кем мечтал: свободным художником на любимом поприще, и уже почти 40 лет не встаю по звонку на работу. И открылась мне даль вожделенная. И спросите меня: на все ли сто использовал я ее? И лучше даже не спрашивайте.
Он меня любил, я его тоже. Хотя закадычными друзьями мы не были. Поэтому у меня с ним немного наберется совместных событий. Собственно, всего-то одно у нас общее приключение – участие в съемках фильма «Улица Ньютона, дом 1». Вскоре после института. Хотя истоки сюжета – как раз в институтской жизни, в течение которой Коваль познакомился со знаменитой троицей скульпторов: «Лемпорт – Сидур – Силис» называлась она, что звучало почти как «Мене – текел – фарес», то есть значительно и загадочно. Прекрасные были мастера, высочайшего уровня, на мой взгляд, одного ряда с такими, как Эрьзя – Коненков – Неизвестный. Из них теперь только Силис здравствует, дай ему Боже долгих лет. А тогда они располагались в своей общей мастерской, недалеко от Парка культуры, в двух шагах от нашего института, и мы эти два шага не раз проделывали и всегда были радушно принимаемы.
В конце 62-го в этом гостеприимном подвале мы с Ковалем очутились в одной компании с кинорежиссером Тэдом (Теодором) Вульфовичем. Он как раз собирался снимать фильм «Улица Ньютона, дом 1» про физиков и лириков по сценарию молодого Эдика Радзинского, и ему для эпизода «Студенческая вечеринка» нужны были вошедшие в моду барды со своими песенками, и в нашем с Ковалем лице он этих бардов услышал в самой что ни на есть натуре. В две гитары грянули мы и моих «Гренадеров», и Юрину незабвенную «Когда мне было лет семнадцать». Вульфович вошел в азарт, он был такой подвижный, ладный, под наш развеселый чес выдал какой-то невероятный чарльстон, немедленно пригласил нас сниматься в упомянутом эпизоде, и вскоре мы оказались в Питере на «Ленфильме». В просторном павильоне, в декорациях скромной малогабаритной распашонки привычно ударили мы по струнам, и кроме вышеуказанных спели и свежесочиненную специально для фильма песню – мой первый в жизни кинозаказ, «Фантастику – романтику».