Катя
только успевала отвечать. Она забила на свое разорванное до талии платье и
вцепилась пальцами в затылок Клима. Передвигались как получалось, продолжая не
просто целоваться. Со стороны наверняка бы показалось, что они намереваются
друг друга укусить. Или загрызть.
Катя с
трудом переставляла ноги, которые без конца заплетались и подламывались. Когда
они добрались до холла, вдруг куда-то подевалась вся одежда.
Ее
подхватили сильные руки и легко, как пушинку, понесли наверх по лестнице. Смотреть
по сторонам она не могла, поцелуй Клим не разрывал ни на секунду. Да и не
больно хотелось.
Как он
ее целовал! Она в жизни ни с кем не целовалась чтобы так: до звездочек перед
глазами, до умопомрачения, до полной отключки всех существующих тормозов.
Шелк
простыней был будоражаще прохладным, но это была кажущаяся прохлада, поскольку
остудить их сейчас не смогли бы даже ледники Эймери.
Она
каждой клеточкой тела ощущала свою принадлежность этому едва знакомому мужчине.
Она сливалась с ним и текла сквозь его кожу, и то, что между ними происходило,
казалось, происходит не впервые, а длится уже целую вечность.
С Климом
творилось то же самое. Она точно знала, потому что каждое его движение, каждая
ласка, каждый поцелуй были именно такими, как надо ей и когда надо.
Никто
никогда не чувствовал ее так, как он. Ничего в мире не было более гармоничного
и правильного, чем переплетение их тел. Они словно приклеились и не могли
оторваться друг от друга…
…Еле
сдержалась, чтобы не фыркнуть. Да уж, знатно она нагородила и нафантазировала себе!
Правда, ненадолго. Ровно до тех самых пор, пока не пролилось отрезвляющим душем
вальяжное «Я снял девочку в «Саламандре».
В груди
снова сдавило. Катя опомнилась и обнаружила, что сидит, уставившись в потухший
экран монитора. На нее внимательно смотрят черные глаза, а идеально очерченные
губы что-то говорят.
Те самые
губы, вкус которых она до сих пор помнит, и которые не пропустили на ее теле ни
одного миллиметра.
— Прости, я не услышала, что ты сказал? — во рту было вязко,
будто она набила его жевательными резинками.
— Рабочий день окончен, ты все проспала, Екатерина Дмитриевна,
— уголки губ поползли вверх, но глаза по-прежнему оставались предельно
серьезными. Аверин встал и подал ей руку. — Теперь мы можем поговорить.
Предлагаю поужинать.