– Я НЕ ХОЧУ, чтобы мой ребенок стал думателем!
Секретарь, сердито глянув на нее, поерзала в гамаке. Затем
ответила:
– Это твой долг перед народом маака. Думатели – наша
единственная надежда на победу в борьбе с махаонами.
– Я не хочу, – упрямо повторила Сейна.
– Видишь ли, девочка, – нарочито ласково произнесла секретарь,
но в лице ее явственно читалось раздражение. – Операцию
гормонального взрыва твоей личинке сделают независимо от твоего
желания или НЕжелания.
Сейну трясло.
– А если у меня не будет телепатической связи с ней?!
– Ей позволят стать гусеницей, затем – куколкой и расти еще в
течении года. Связь, бывает, налаживается не сразу.
– А потом?
– Через год ее уничтожат. Общество не имеет достаточно ресурсов,
чтобы содержать иждивенцев. К тому же это – гарантия того, что
какая-нибудь упрямая бабочка не скроет, что телепатическая связь
наладилась, и она уже общается со своим ребенком.
Слезы брызнули из глаз Сейны.
– Значит, вы убьете его... А если у меня родится второй
ребенок?
– С ним повторится то же. Лишь пятая неудача признается
последней, и шестой личинке, рожденной самкой из отмеченной даром
телепатии семьи, гормональный взрыв не производится. Так, например,
появилась на свет ты.
– Я у Руппи – шестой ребенок?! – не поверила своим ушам
Сейна.
– Да.
Ей понадобилось некоторое время, чтобы прийти в себя. Наконец,
собравшись с мыслями, она спросила:
– А если я скрою от вас, что телепатический контакт налажен?
– Чтобы твою куколку убили?
– По-моему, для нее это будет даже лучше...
– Не знаю, не знаю... Когда твой ребенок начнет мысленно
говорить с тобой, ты полюбишь его. К тому же, сам он не будет
считать, что смерть для него – благо... Вряд ли ты решишься против
его воли убить его своей ложью. – Секретарь усмехнулась. – А тем
более – убивать своих детей пять раз подряд...
Ливьен, ошеломленная, молчала.
– Я знаю, о чем ты хочешь спросить, – нарушила тишину Сейна. –
Был ли Лабастьер моим первым ребенком. – На лице ее вновь блуждала
горькая усмешка. – Да, тут мне “повезло”. Он заговорил со мной еще
во чреве. После него я получила право рожать и нормальных детей, но
я не пожелала этого. Я не хочу, чтобы они испытали то же, что
пришлось мне. Я хочу, чтобы моя ветвь рода Абальт прервалась. И
Лабастьер хочет того же.
– Вот почему плакал твой отец. А твоя мать была так скупа на
ласку... Пятерых ее детей превратили в уродов и убили, прежде чем
родилась ты. Родилась, чтобы пройти тот же путь.