Апостольский Символ веры появился на Западе в V! – VU вв. (он принят в католической и протестанской церкви, будучи неизвестен в православной традиции
[65]), но упоминание в нем сошествия во ад, по-видимому, восходит к ранним восточным исповеданиям веры.
[66] Упоминание сошествия во ад в православных толкованиях крестного знамения в принципе может объясняться западным влиянием; не исключено, однако, что оно отражает ранние исповедания веры, предшествовавшие принятию никейского Символа.
[67]Таким образом, согласно православным толкованиям движением руки при совершении крестного знамения передается Божественная история (которая является одновременно и историей человеческого спасения); вместе с тем, способ сложения перстов призван выражать Божественную природу (единство Бога в трех лицах или соединение во Христе божественного и человеческого начала). Иначе можно сказать, что движением руки в православной традиции передается сюжет, связанный с временем, т. е. с человеческой историей, а перстосложением – неизменная сущность Божества. (Напротив, в католической традиции пять пальцев руки при изображении креста открытой ладонью обозначают пять ран Христа,[68] т. е. соотносятся с событиями земной жизни Христа и, следовательно, с человеческой историей.)
Как движение руки, так и сложение перстов при совершении крестного знамения выражает у православных основные догматические идеи; соответственно, тому или иному способу его совершения придается принципиальное значение (в отличие от католиков, где, как мы видели, могли сосуществовать разные способы совершения крестного знамения).[69] Отсюда, в частности, споры о перстосложении могут иметь на Руси именно вероисповедный характер, что особенно ярко проявилось в расколе, вызванном реформами патриарха Никона (Экскурс, § 1, с. 101–102 наст. изд.).
Вот как объясняет, например, Петр Дамаскин (в сер. ХІІ в.) символический смысл осенения себя крестным знамением (приводим славянский перевод, который достаточно точно передает греческий текст оригинала): «…Два перста убо и едіна рука являють распятаго Господа нашего Ісуса Христа во двою естьству и едномъ [sic!] съставѣ познаваема; десница же неизреченную Его силу и одесную Отца сѣдѣние възвѣщаеть. И съвыше наченше – иже от небеснаго Егова [Христова] к намъ исхождения; и пакы от десныя страны на лѣвую – отгоняти убо врагы – и являет же, яко непобѣдімою силою своею побѣди дьавола Господь, шуа [шуя] суща и некрѣпка убо и мрачна».