— Наверное, сейчас его
лучше снять, чтобы ее искупать?
Тона
кивнула и осторожно потянула шнурок через голову ребенка. И вскрикнув,
попятилась в ужасе. Черты лица девочки исказились, съежились, волосы на головке
потемнели, и теперь перед ними лежал совсем другой ребенок с некрасивым лицом
треугольной формы, узким ртом и большими черными глазами.
— Надень амулет, — рыкнул Аб, жена подчинилась, и девочка
снова стала такой, как была.
— Морок, — прошептала Тона, — на девочке морок.
— Чтобы ее не узнали? — шепотом спросил муж. Тона кивнула.
— Кто-то хотел спрятать ее, Тона?
— Нет, Аб, — она покачала головой, вглядываясь в амулет, — это
ее истинное лицо. Амулет наводит морок, если его снять. Я такое вижу впервые.
— Я вообще никогда не видел никого под мороком, — пробурчал
Аб, — что же нам теперь делать? Давай искупаем ее и отнесем к старейшинам,
пусть сами решают, как поступить.
— Ее выбросили в реку, завернутую в мужскую рубаху, и ты
думаешь, что спасешь ее, если о ней узнают люди? — взглянула жена на мужа и завела
за ухо выбившуюся прядь. — Ты совсем выжил из ума, муж мой.
— И что ты предлагаешь? — Абидал угрюмо смотрел на жену. Тона
снова осторожно сняла амулет и тихо молвила: — Посмотри, Аб. Она так похожа на
тебя, когда без амулета.
Аб
изумленно смотрел на некрасивое треугольное личико девочки, попеременно
поглядывая на себя в висящее на стене зеркало. И правда что-то есть.
— Небесный Бог не дал нам детей, но послал тебе эту кроху, так
зачем отказываться? Аб, — она прижалась к мужу, продолжая стискивать амулет в
руках, — давай оставим ее себе. Скажем, что я родила ее раньше времени, что
живота не было видно. Я могу не показываться на люди, а она такая крошечная, нам
поверят, Аб, я прошу тебя!
В глазах Тоны стояли слезы.
— Смотри, — муж схватил ее за руки, в которых был зажат амулет,
и поднял на уровень глаз, — смотри, Тона, что ты наделала!
Камень
стремительно терял цвет, серебро темнело и съеживалось, и теперь руки Тоны
сжимали обычный серый дорожный камень, нанизанный на обычный веревочный шнурок.
Женщина вздрогнула и бросилась к младенцу, она снимала и надевала камень, но
больше ничего не менялось. Камень оставался камнем, девочка сморщила худенькое,
некрасивое личико и разразилась плачем. За окном раздались скрежещущие звуки,
словно кто-то пытался оцарапать стекло.