Иногда она спрашивала сама себя: кого в ней больше – врача или инженера, и порой затруднялась с ответом.
Шестилетняя дочка Катиной подруги в детском саду так охарактеризовала «свою любимую тетю Катю»:
– Она работает в такой специальной больнице для пароходов. Когда пароходы болеют и начинают чихать и кашлять, тетя Катя приходит и их лечит.
Катька была в полнейшем восторге от такой характеристики. Воистину: устами младенца…
Однако, несмотря на возросший профессионализм, для многих Катерина все равно оставалась в первую очередь женщиной. Ее замечали при первой же встрече, приглашали, ухаживали – то наивно и трогательно, а то бесцеремонно и напрямик, норовили поддержать под локоток на крутом трапе, подать руку на шатких сходнях, поднести сумку, подать пальто и даже помешать в чашке сахар.
Называли ее не всегда по имени-отчеству или «доктором», а иногда придумывали обращения вроде «девушка», «милая», «хозяйка» и даже просто «мать».
Несколько раз ей по-деловому сулили денег за скорый интим прямо в каюте, предлагали просто интим, без денег, напрашивались вечерком в гости и даже приглашали в гости к себе.
Иногда Катя пыталась совместить работу с личной жизнью, набила себе на этом шишек, наступила несколько раз на одни и те же грабли и поняла, что ничего хорошего все равно не получится…
Легче всего получалось просто шутить и приятельствовать, дружить со всеми и не более того.
Вот здесь и приросло постепенно к лицу выражение доброжелательной строгости, мягкой иронии, а дальше и вправду: «Не приставайте ко мне, я не пью, интим не предлагать!»
– Вот и не предлагайте мне ничего! Оба мы от этого только выиграем! – воскликнула Катя как можно веселее и радушнее, пытаясь скрыть неловкость и растерянность.
– Что же мы сможем выиграть, если ничего не будем друг другу предлагать? – резонно заметил Поярков, щедро плеснув из бутылки. – Ну, за понимание!..
На Катю пахнуло можжевеловым запахом джина, а еще этот низкий голос снова неуловимо напомнил что-то прежнее, далекое… Очень захотелось отнять у него стакан, смять его с хрустом и выкинуть подальше, в проход.
Но умом Катя понимала, что коренным образом это ничего не изменит. И, в общем-то, ювелир был прав, когда говорил, что нечего шум поднимать, когда дело сделано. Получится хамский поступок, и ничего больше. Возьмет себе у стюардессы другой стакан – и погнали все заново…