Правда, она не достигла своей цели. Повелитель не был уничтожен
раз и навсегда. И, скорее всего, именно события того дня породили у
неё приступы безумия, которые, возможно, и заставили её уйти в
болота.
И вот теперь я «наслаждаюсь» её перекорёженной физиономией с
пылающим, как фонарь, глазом. Из уголка рта старухи свисала ниточка
слюны, желваки вздулись под морщинистой кожей, а крылья носа
трепетали, словно у хищного животного, почуявшего свежую кровь. Она
ещё больше согнулась и двинулась на меня, широко разведя руки,
оканчивающиеся скрюченными пальцами.
Я попятился от неё и горячо протараторил:
— Марья Никитична, вы это… не озоруйте! Сейчас совсем не время!
Боритесь со своими демонами! Мы же нашли уязвимое место Повелителя.
Его сердце! Оно как игла для Кощея Бессмертного. Расхреначим его
сердце — и победа!
Однако она будто не слышала меня. Зарычала точно дикий зверь и
облизала блестящие от слюны иссохшие губы. А я судорожно нащупал в
кармане револьвер и подумал, что ведьма во время припадка
становится подобна животному. Безумие захлёстывает её разум,
уничтожая возможность нормально соображать. Поэтому-то она и не
может воспользоваться магией или позвать подвластную ей нежить. И
это, конечно, хорошая новость, а то она и так выглядит крайне
опасной. Шипит, рычит и скалит зубы, будто пес, защищающий сахарную
косточку.
Почти ласково глядя на неё, я просюсюкал, выставив вперёд левую
руку, а правую держа в кармане с револьвером:
— Марья Никитична, вспомните, что вы человек… Вы с Земли, так
же, как и я. И наш враг — Повелитель, — она утробно заурчала при
упоминании нежити. И я тотчас поспешно добавил: — Но мы можем его
победить. У меня уже есть идея. Даже если мы не сможем добраться до
его сердца, то стоит попробовать ваш артефакт, который поменял
местами души кота и моего брата… Смекаете?
— Это не мой артефакт… — прохрипела старуха, мучительно наморщив
лоб. Похоже, она начала прогонять безумие. — Им владел Василий. И
этот артефакт не способен выдернуть из тела душу разумной нежити…
только человеческую или животную.
— Жаль, — промычал я, напряжённо наблюдая за внутренней борьбой
бабки. Её припадок то отступал, то снова накатывал. И хрен пойми,
чем закончится эта борьба.
— Часть меня зело ненавидит… Василия, — с лютой злобой выплюнула
старуха, упав на четвереньки. — Но во мне его дар… Мне никуда не
деться от него… Я чувствую его. И это сводит меня с ума.
А-а-а-а!