Так, вроде бы все: ромфея всегда при
мне, теплые вещи есть, а больше мне ничего и не нужно… Ах, да!
Угощение-то! Угощение для друга я и забыл. Вот ведь!
Вернулся к своему вещмешку, взял
оттуда пару кусков вяленого мяса и кусковой, запылившийся сахар.
Сойдет. Вот теперь можно идти.
Лес был тих, темен и неприветлив. В
общем-то, как и всегда. Я торопливо шел на запад, стараясь как
можно быстрее скрыться от остальных дозорных. Как назло, парень из
отряда Ланца постоянно маячил рядом. Нет, он конечно шел не след в
след, но параллельно мне. Через какое-то время егерь, наконец,
свернул на север и скрылся в чащобе.
Я ускорил шаг. Через какое-то время
вновь послышались робкие шаги по хрустящему снегу.
- Эй, Дым! Дым! – негромко позвал
я.
Волк бодро и радостно тявкнул и
ринулся прямо ко мне. Я остановился и, зная, что произойдет дальше,
напрягся. Зверь со всего маха врезался в мою грудь своим широченным
лбом. Я еле устоял на ногах. Волк поднял голову и лизнул меня прямо
в лицо.
- Ну хватит, хватит! – пришлось
приложить немало усилий, чтобы спихнуть его морду в сторону. – Что,
скучал?
Дым строго посмотрел на меня, уселся
прямо в снег. Фыркнул, отвернулся и озабоченно уставился на яркую
луну. Зевнул во всю пасть.
- Ладно тебе, не обижайся! Раньше я
никак не мог.
Волк снова фыркнул. Мол, хватит
сказки рассказывать, все это только пустые отмазки.
- Эй! – я потрепал зверя по холке. –
Ну?! А я тебе гостинец принес. Как ты любишь.
Дым навострил уши.
- Смотри-ка. Мясо. Вяленое.
М-м-м.
Волк радостно обернулся, тряхнул
здоровенной головой, будто бы говоря: давай выкладывай скорей свои
угощения. Обиды в его глазах не было ни капли. Я достал мясо и
принялся кормить друга.
Да, с Дымом у нас давняя дружба, как,
впрочем, и история знакомства. Тогда я только вернулся из отпуска.
Наступала середина зимы и мой двадцатый день рожденья. Наш отряд
стоял у границы с Вебаром. Там я и нашел маленького, оголодавшего и
хромоногого кутенка дымчатой расцветки. Забрал его себе, стал
выкармливать и выхаживать. Дал ему имя – Дым. Оно как нельзя лучше
подходило под цвет его шерсти. Щенок рос, креп, зализывал рану, и
уже через год его было не узнать. Из милого песика он превратился в
матерого зверя. Через три года он стал моего роста, а еще через
пару лет уже был выше меня.