— В принципе японские девушки отличаются от европеек и уж тем
более от русских, — вполголоса Кощей рассказывал нам интересные
факты, пока объект наблюдения
не появился. — До конца XI века женщины в Японии находились на
весьма высоком социальном уровне: у них были те же права, что и у
мужчин, в вопросах брака, труда и даже наследования имущества. Всё
потому, что исповедовали только синто. Восемью миллионами божеств
правила верховная богиня Аматэрасу. Потом в Японию пришел буддизм и
всё испортил, поскольку утверждал превосходство мужчин над
женщинами.
— Итого роль женщин и в обществе, и в трудовой деятельности
сильно просела, — добавил Кен.
— Всё так. Однако же буддизм нравился многим представителям
правящего класса. Женщина чиновника должна была стать изящной,
заботливой, ответственной, тихой и покорной домохозяйкой. Поскольку
право на самоопределение у них отняли, им пришлось принять такой
облик, что впоследствии сказалось на всех японских женщинах,
особенно высокого происхождения.
Меня несколько удивило, что правящий класс обращался за
гаданиями к оммедзи, а исповедовал буддизм. Впрочем, двуличие для
власть предержащих — дело обычное.
— Что до женщин более скромного происхождения, вроде выходиц из
семей крестьян и ремесленников, там всё куда легче: к примеру,
браки гораздо чаще были по согласию самих жениха и невесты. То есть
жить было просто, если вы не аристократ. Но общественное давление в
семьях, где имелся хоть сколько-нибудь высокородный предок,
сохраняется по сей день.
— По крайней мере, общество избавилось от странных представлений
об одежде, — прокомментировал Кен. — Традиционное японское кимоно
подразумевает, что самая эпическая порнография, которую может
показать женщина — это шея, поэтому проститутки спускали воротник
кимоно чуть ли не за лопатки.
Стайка девушек, ни одна из которых нас не интересовала,
выпорхнула из душевой. Их сменили следующие. Женское общежитие
очень отличалось от мужского: мы обычно толпами не ходили.
— Вот ваш клиент, — Кен вытянул руку. Я проследил за
направлением, в котором он показывал.
Я спокойно относился к женскому телу. Все-таки я вырос при
матриархате: шесть теток и богатая компания сестер. Поэтому
рассматривал Хильду как картинку. Пшеничные волосы, расплетенные из
прически, без которой валькирия не появлялась, ниспадали до самых
колен. Стройные, сильные ноги. Стыдливо сплетенные на груди руки;
на пальцах белеют суставы человека, не привыкшего к физической
работе. Она перекинулась словом с кем-то, и ее полные губы обнажили
крупные, ровные зубы. Оказывается, улыбаться она тоже умела.
Плоский и твердый живот с прекрасно прорисованными мышцами, длинная
гибкая шея и плавность движений выдавали прирожденную
воительницу.