Она наконец замолчала.
Я решил подытожить:
— То есть ты позвала меня сюда, чтобы пригласить в ваши стройные
ряды нонконформистов и реформаторов, потому что вам недостает
свежей крови и новых соображений?
— Вроде того, — улыбнулась она.
Попалась в собственную ловушку, Айсонаку-сэмпай. Ну как же так.
Ты ведь умна, как можно было не заметить самого очевидного.
С другой стороны, я тоже не увидел, что вместо печати на входе в
комнату была простая разрисованная тряпочка.
Было слегка обидно, что такая красавица общалась со мной по
столь нелепой причине.
«Да вы, сучки, рыбного супа пережрали», — на родном русском
подумал я. А вслух произнес:
— Если это ты меня позвала, корейский лисец-то здесь при
чем?
Ее лицо резко стало серьезным.
Края губ уползли вниз.
Зрачки начали вертикально вытягиваться.
Рука убралась с моего лица.
Она, разделяя слова, произнесла жёстко:
— Ты. Мне. Отказываешь?
И, не дожидаясь ответа, мир вокруг завизжал.
Я не понял, откуда внезапно полились полчища йокаев. Они висли
на моих голых руках. Скрежетали когтями по моему торсу, оставляя
глубокие кровавые борозды. Горящие желтыми огнями глаза. Кричащие
глотки. Распахнутые пасти, с уголков которых висят длинные нитки
слюны. Шерсть, вставшая дыбом. И везде — хвосты, хвосты, хвосты,
дубинками ударяющие по ногам, по ребрам, по плечам, по
голове...
Под градом ударов я не мог разглядеть буквально ничего. Правая
рука рефлекторно защищала лицо. Я сделал шаг назад.
За спиной оказался пустой оконный проем. Полет с верхнего этажа
выдался недолгим.
Я лежал на спине, а из моей правой глазницы торчала короткая
арматура.
Хватит Яви на сегодня. Сегодня я умер.
— Привет, баб Мора!
Я стоял посреди залитой дневным светом горницы. Всё было с
детства знакомо: и резная посуда на открытых полках, и вязаный
половик у двери. На простом деревянном столе в глиняном кувшине по
сей день стоял пучок бессмертника и засушенной пижмы, которую
прабабушка просто обожала.
— Костенька! — она всплеснула руками, и мы бросились обниматься.
— Какими судьбами сегодня, милый? Умер, что ли? Кому проиграл?
— Гравитации, баб Мора, — в этом мне было не стыдно
признаться.
— Ооо, да бессердечнее этой сволочи я и не помню никого! —
притворно изобразила серьезное лицо прабабушка. Немногочисленные
морщинки собрались у глаз и губ.