На большом перекрестке сразу три туши, толкаясь, пытались
подобраться к фигурке, в которой я опознал одну из клубных девушек,
отлично купившуюся на мой режим ловеласа и обнадежившую меня по
поводу будущих бенто. Я не был уверен, но мне казалось, что
крутобедрая обладательница мурлыкающего голоса была из кошачьих.
Сейчас, слившись со стеной, она напоминала загнанное животное,
готовое в любой момент выпустить когти.
Бац, первый аякаси вернулся в небытие. Хорошо хоть орать
перестал. Черное кимоно переместилось своим немыслимым шагом на
соседний фонарь и замахнулось на второго и третьего. Бакенэко
получила свободу и, радостно дав рукой знак неведомому ниндзя,
побежала куда-то по своим кошачьим делам.
Провожая ее взглядом, я увидел, как рядом с фонарным столбом из
темноты конденсируется холмоподобная фигура. Она сгущалась,
чернела, потом покрывалась аурой — и вот новый экземпляр.
Я вышел в свет фонаря и наудачу решил окликнуть бойца.
— Что, черна девица, тяжко тебе сегодня?
Разумеется, я не ошибся. Хотя ниндзя и была в маске, голос
принадлежал Ичике.
— Кощеев-кун, ты что тут делаешь?! Здесь опасно!
— Вижу. Так, мимо проходил, решил посмотреть, что здесь. К тому
же не могу я оставить в беде милую девушку, которая мне каждый день
помогает.
— За меня особо не волнуйся, я справлюсь.
Свежий аякаси ушел по адресу, известному предыдущим.
Свет фонарей выхватил еще одну фигуру: по улице шел юноша,
который явно не видел, что происходит. Я больше не нашел причин, по
которым он мог переть напролом через перекресток. Прямо перед ним
конденсировалось новое чудовище. Ичика замахнулась...
И ее отбросило ко мне. Рукав кимоно был почти оторван, на плече
сочилась рана, по маске змеилась трещина. Аякаси, вытянув свою
ложноножку, радовался удачному маневру. Я сочувственно смотрел на
девушку сверху вниз.
— Ну что ты за йокай такой, людишек защищает?
— Шинигами.
Это было настолько предсказуемо, что даже не стало новостью.
— Ну, шинигами так шинигами.
Я вытянул руку и положил указательный палец на края раны. Та
задымилась и начала затягиваться. Ичика подняла брови. Я решил не
объяснять теорию о близости плана смерти и концепта японских
шинигами. С детства меня учили: мы не единственные, кто обращается
с тонкими материями. Если существо ближе к живому, и при этом его
род отличался какой-то способностью к самоисцелению, то оно при
должном знании об энергетических потоках может поделиться какой-то
частью исцеления с другим живым созданием. То же справедливо и для
существ с обратными свойствами. Не просто так в русской культуре
существовала сказка о мертвой и живой воде. Если герой умер, это не
значит, что его путь закончен. Иван-царевич убит, из его
смертельной раны вытекла кровь. Однако с точки зрения истории он не
убит, а находится между двумя мирами, Навью и Явью, а значит, может
вернуться в Явь, вотчину людей, вурдалаком, не живым и не мертвым.
Серый Волк смотрит на как-бы-не-мертвого Ивана и добывает две воды.
Первая заживляет раны, а на деле превращает героя в полноценного
мертвеца, выбивая его из пространства между мирами и отправляя в
Навь. Вторая вынимает Ивана из Нави и возвращает в Явь, потому что
не дело болтаться где попало. Запутанно звучит, но не сложнее, чем
японская сказка о ками смерти.