- А это уж ты сам позволь мне решать, что лучше для моего
племянника! – возмутился доминус Маркус. – Крови на нем много, тоже
мне! Ничего, отмоем как-нибудь.
***
Когда Кера в лицах пересказала мне содержимое разговора дяди и
главного охранника, я потерял сознание. Ничего удивительного –
хохотать с дыркой в груди глупо и опасно, но я просто не удержался.
Вот дядя дает... Очнувшись, дал себе слово поберечься, пока не
приду в себя, и следующие три дня дисциплинированно выполнял
собственную клятву. На удивление, мне в самом деле становилось
лучше, и рана заживала значительно быстрее, чем в первый раз. Самое
главное, я наконец-то избавился от вялотекущего воспаления, которое
как пылесос вытягивало силы и не давало нормально соображать из-за
жара.
Следующие несколько дней ознаменовались постепенным знакомством
с многочисленными родственниками – кузенами и прочими. Все
проходило в щадящем режиме, поскольку меня из категории «больных»
пока не исключили. Однако дядя грозился, что как только я встану на
ноги, он непременно устроит пир в честь моего воссоединения с
семьей, где уже представит меня официально всему высшему обществу
Рима. Ну, по крайней мере представителям как минимум двух десятков
семей, дружественных и не очень.
- Дядя, вы уверены, что это необходимо? - с сомнением
поинтересовался я, когда он выложил мне эту радостную новость.
Во-первых, я совершенно не умею вести себя в обществе, так что могу
случайно эпатировать публику, что отрицательно скажется на вашей
репутации. Во-вторых, не думаю, что мое прошлое стоит афишировать,
а если вы введете меня в высший свет, косточки мне перемоют со всем
тщанием, я уверен. Могут и раскопать что-нибудь. Не забывайте, я
вообще-то преступник, и если мою личность установят, чистые
приложат все силы, чтобы казнь все-таки состоялась. Если честно, я
бы предпочел не высовываться, а жить тихо и незаметно, занимаясь
своими делами. Очень благодарен вам, что меня приняли в семью, но
вот про высший свет, повторюсь, меня гложут сомнения. Да и зачем
это вам?
Доминус Маркус был крайне недоволен моими аргументами, и уже
набрал в грудь воздуха, чтобы разразиться обвинениями, но глянул на
мой бледный вид, и решил повременить с воспитанием. Но и промолчать
глава рода не мог, так что принялся отчитывать меня, тщательно
подбирая слова: