Я просто отвернулся, помотав головой.
Машка в школе так и не появилась.
На третий день Витька вздумал со мной заговорить:
– Ты с Федоровой общаешься? – спросил он как бы невзначай, пока мы драяли полы. – Что-то ее в школе второй день нет.
Я промолчал. Не хватало еще поддаваться на его провокации.
Машку я увидел в коридоре на подходе к классу. Андропов подлетел к ней и начал, интенсивно жестикулируя, что-то объяснять. Она смерила бывшего парня ненавидящим взглядом и проскользнула в класс.
Я весь день мучился. Подойти или не подойти? Заговорить или не заговорить? Признаться, или не признаваться?
И здесь я впервые почувствовал себя по-настоящему слабым.
Я просто не смог.
На четвертый день объявили, что в армию набирают всех парней от шестнадцати лет из кружков космонавтики. Война началась с новой силой. Стране нужны новые герои.
Ни я, ни Андропов в столовой не появились.
***
Мама плакала почти беззвучно, содрогаясь всем телом. Из уголков глаз то и дело скатывались на щеки крупные капельки слез.
Мама была единственной, кто провожал меня на вокзале.
Вокруг Андропова, который стоял чуть дальше по перрону, столпились друзья, подруги, куча родственников, все смеялись, подбадривали новобранца и громко шутили.
И я ему ни капли не завидовал.
– Сынок… – начинала мама, но фраза терялась в беззвучных содроганиях хрупкого тела.
– Я же не на войну еду, мамуль, – я гладил маму по начавшим седеть волосам. – Сначала два года обучения. Потом только распределят. Может, к тому времени все закончится.
– Закончится, – эхом повторяла мама, и слеза скатывалась на щеку, змеей проползала по коже и пряталась в уголках губ.
Тридцать шесть одинаковых лысых голов выстроили вдоль поезда и пересчитали.
– Занять места в соответствии с полученным билетом, – старший лейтенант, который вез нас в учебку оказался неплохим малым и дал еще минуту на прощание с ближайшими родственниками.
– И почему ты бросил танцы?
– Ты же понимаешь.
Мама кивнула и обняла меня так, что у меня аж суставы хрустнули. Никогда бы не подумал, что в этой маленькой женщине столько силы.
Мы с Андроповым оказались в разных вагонах.
Хоть что-то радует.
Я стоял у окна и смотрел на плачущую маму.
Хотелось выпрыгнуть из поезда, взять самого дорогого в мире человека за руку и сказать, что передумал, что брошу я все это и пойду снова на танцы.