Летом на набережных Мурены (это наша Шуры-Муромская река, такая широкая, такая глубокая, что я замираю и теряю дар речи на этих набережных) жарит солнце, цветёт шиповник, кувыркаются чайки, мелькают цветные паруса. Здесь же бесцельно полоскаются, млея от света и тепла, совершенно невинные мочалки. В головах у мочалок в это время так пусто и звонко, что они даже пританцовывают. Бывает, им вообразится бесконечная, безмятежная, полная удивительного и радостного невесть чего предстоящая жизнь. Но это не мысли, а так, настроение. Проникнувшись настроением, мочалки подходят к пёстрым лоткам и угощаются манной кашей, стараясь выбрать сорт, какой раньше не пробовали. Таким образом полоскались, бывало, и Грета, и Клара. Да что там! Таким образом в своё время полоскалась и я, Ваша старательная авторша. И ничуть не стыдно, напротив, жаль! Жаль что теперь я всё больше за пультом компьютера, всё реже по набережным…
Только Грета, отведав новый неведомый сорт манной каши, потихоньку, так, чтобы Клара или прохожие муромчане не заметили, прятала этикетку в карман. Дома вынимала, мыла, разглаживала и помещала в особый альбом. Вписывала дату. Отметим, что коллекционирование – не такое уж безобидное увлечение. Корни его уходят в алчность, в страсть владения миром. Пусть спичечные коробки – зато все на свете! Коллекционер потихоньку упивается величием.
Марки заменяют ему целые страны и содержащиеся в них сокровища. Настоящая сублимация «владимирской страсти»! Термин «владимирская страсть» впервые употребил видный наш лавландский учёный Геракл Моржсон. Термин происходит от имени индийского революционера, которое переводится «владеющий миром». Этот Владимир счёл своим долгом оправдать данное ему имя и экспроприировать мир. Но его застрелили отравленной стрелой. Остались только мумия и термин, очень, кстати, точный. А нумизматика! Монеты постыдно откровенно символизируют деньги. Все на свете деньги, да ещё всех времён! А чем тщеславится библиофил? Вся премудрость земная в его руках! Библиотека, между прочим, – кунсткамера с заспиртованными головами. Наша Грета собирала этикетки от манной каши – всю негу и сладость земную, наподобие алчной пчелы. И с Гансом она обошлась нехорошо, тогда, в августе. Растревожила, расстроила, а к сентябрю уже забыла о его существовании.