– А можно мне его с собой взять?
– Конечно. Любопытно взглянуть на чудо заморское. Только Марк опять потеряет смычок…
– У меня нет выхода, понимаешь? Если оставить Ганса дома, он будет плакать… Ну пока. Кажется, он идёт.
Ганс показался в комнате, завернутый в большой махровый розовый Гретин халат.
– Почему босиком? – Грета кинулась искать носки.
– Постой, я должен показать тебе кое-что неважное.
Ганс повел Грету в ванную и продемонстрировал обломки раковины.
– Эта раковина сама упала. А я в этом доме пока еще ничего не сломал.
– Да-да, она мне совсем не нравилась, – вздохнула Грета.
Она уселась перед трюмо и принялась расчесывать волосы. Посмотреть на себя в зеркало – единственное утешение. Если бы на свете не было зеркал, пришлось бы пить валерианку или ещё что-нибудь выдумывать. Через пять минут Грета уже заулыбалась, забыла все неприятности, и уже воображала себе, как Марк в смокинге подходит, кланяется и целует ей руку – архаичный жест, который идёт только виолончелисту с бабочкой. Он улыбается. Улыбка у него такая ясная, что ее можно читать, как письмо, как четко сформулированную мысль – если приветствие – то нежнейшее, если ирония – то презабавная, если грусть – это вылитый Пьеро…
– Ты куда-то собираешься? – из-за семи морей донесся голос «заморского чуда».
– Да, на концерт.
– Но я не хочу на концерт. Мне и так хорошо, – Ганс, разлегшись на шиповниковом покрывале Греты, смотрел видео.
– Тогда не ходи.
– Я не хочу оставаться один.
– Но я должна идти, я обещала, – почему-то стала оправдываться Грета, – понимаешь, это брат моей подруги будет играть…
– Мало ли! Жена друга дяди брата. Я есть хочу. Тебе безразлично?
– Неужели нельзя развернуть события ко всеобщему удовольствию? И поесть, и на концерт сходить?
– Я не хочу.
– Чего ты не хочешь?
– Ничего не хочу, – сказал Ганс уже не капризным, но просто злым голосом.
– Как же я могу тебе помочь, если ты сам не знаешь чего хочешь?
– Ты женщина и должна знать. Иначе зачем я вообще здесь нахожусь?
Грета хотела ответить, что она не знает, зачем, но вовремя спохватилась – Ганс оскорбится, и ей придётся его утешать – и промолчала.
– Ведь не ради этих покрывал, телевизора и апельсинового сока! Если хочешь знать, из-за тебя я лишился общества моего лучшего друга Жоржа, – недовольно пробурчал Ганс.