– Ну уж нет! – возмутился Гарик. – Это не Аркадий Дмитриевич с Леной, а как раз наоборот, Лена с Аркадием Дмитриевичем ушла.
– Хорошо. Ну и, наконец, Полина идет будить Щукина и обнаруживает, что он убит… Да, невесёлая получается картина.
– А главное, ни хрена не понятно! – огорчился Тугаринский.
Балабанов со вздохом захлопнул свой блокнот. Он подумал, что уж лучше ни хрена не понимать, чем прийти неожиданно к выводу, что убить Щукина мог каждый из присутствующих без исключения. Во всяком случае, возможность уединиться для этого была у всех, а алиби – зуб на отсечение! – нет ни у кого. Но ведь это абсурд. Так быть не должно! А тут ещё этот танцор Павел, который прячется и следит за всеми. Не ради же танцев?
3. История с неизвестным
(ВСЁ ЕЩЁ ЭГЕЙСКОЕ МОРЕ)
Если не вдаваться в утомительные подробности и не разводить, как выражается полковник Разговоров, антимонии, то вся романтика морских путешествий заключается в двух словах: волны и ветер. Человека впечатлительного они захватывают, как сказки захватывают детей, и остаются с ним навсегда. Время от времени они дают о себе знать, вызывая сладкие грёзы о дальних морских путешествиях или тоскливые воспоминания о несбывшихся мечтах, сдобренные, словно булка марципаном, робкой надеждой. Что делать, люди чрезвычайно сентиментальны! Притом, как правило, они больше склонны сентиментальничать, чем что-либо делать. К примеру, если спросить любого попавшегося вам навстречу человека: «Гражданин, простите за любопытство, как бы вам понравились Карибские острова?», можно биться об заклад, что девять из десяти на это только усмехнутся, мол Карибы они, конечно, ничего себе, но что мы там забыли? Песок, море и джин с тоником? Так для этого совершенно необязательно отправляться так далеко… Вытекает из людей романтика, как вода из испорченного крана, с самого детства вытекает и становится человек тяжёлым на подъём и скучным. Он способен всю свою жизнь прожить в одном городе, ни о чём не задумываясь, а волны и ветер будут навевать на него тоску. Хотя, может быть, и не очень часто.
Так, несколько сумрачно и отрешённо, думал молодой повеса Паша Исаев, стоя на открытой кормовой площадке палубы «Променад». Облокотившись о перила, он задумчиво смотрел на пенистый след, остающийся после «России» в водах Эгейского моря. Он не был лишён романтических порывов, и его не обходила стороной поэзия волн и ветра, да и в жизни происходило достаточно того, что считается приключениями. Может быть, не всегда приятными, но приключениями. Так что, тоска обычно не успевала подниматься из глубин души, и до последнего времени Паше Исаеву даже не приходило в голову жаловаться на свою жизнь. Однако несколько прошедших дней с лихвой восполнили этот недостаток. И Паша был уверен, что это только начало.