– Что ж на мамку не глядишь? – спросил Булат.
– Вона! – удивился Андрюша. – Али я ее не видал?
Прошло полчаса. Илья и Никита тихо разговаривали; Афимья возилась у печи, готовя угощенье.
– Сработал! – раздался голос мальчика.
С бумаги смотрело поразительно похожее лицо. Это она, Афимья. Вот ее не по возрасту живые глаза под крутыми дугами бровей, скорбные складки у сухого рта, ее повойник[21], прикрывающий спрятанные навек волосы…
– Микола-угодник! – попятилась Афимья. – Это же волшебство!
– Не волшебство, – строго поправил Булат, – а дарование! – Зодчий оглядел всех расширенными, засветившимися внутренним огнем глазами. – Слушай меня, человече! Сыну твоему большой талант дан. Зарыть его в землю – тяжкий, незамолимый грех. Скажу, Илья, по правде: хоть и соглашался я Андрюшу в ученики взять по рассказам Герасима, а все же думал – приукрашивает Щуп достоинства отрока, не столь он к художеству способен, как хвалят. Но теперь сам вижу: уж ежели его не учить, то кого учить? Рад, что он со мною пойдет, – я из Андрюши славного зодчего сделаю, коли нам с ним бог жизнь продлит…
Редко появлявшаяся на лице Андрюши улыбка сделала его необычайно привлекательным. Обрадованный отец низко кланялся.
Только Афимья хмурилась. Простая, бесхитростная женщина согласилась расстаться с сыном, твердо поверив, что его ждут почести, богатство. Шутка ли: учиться у зодчего, известного всей Руси!
Но, увидев Булата, Афимья разочаровалась едва ли не больше, чем ее сын: прославленный мастер был одет как бедный крестьянин.
Чуткий Булат понял настроение матери своего будущего ученика. Обратившись к Афимье, зодчий с улыбкой сказал:
– Неприветливо глядишь, женщина! Али не хочется сына мне отдать?
Афимья непривычно резким голосом ответила:
– А то и гляжу, батька, что не больно казист у тебя наряд!
– Я не стяжатель! – внушительно ответил Никита. – Я за богатством не гонюсь, вековечный печальник я за мирскую нужду. Сердце у меня неуклончивое, князьям и боярам я не потатчик, потому и не в чести у них. А знаю зодчих, что многие сокровища скопили и пречудесные палаты себе поставили и живут, как сыр в масле катаются. Того и твой Андрюша может достигнуть…
– Где уж крестьянскому сыну калачи есть! – горько пробормотала Афимья.
– Напраслину говоришь, женщина! Каждому человеку свой предел положен: тому землю пахать, тому корабли по морям водить, тому дивные строения воздвигать, что надолго переживут создателя своего. И коли крестьянскому сыну талант на зодчество дан, кто посмеет его на сем пути задерживать!..