– Вот и конец, – четко обозначилась в черепушке мысль. – Наверное, сзади меня стоит мужик с топором, она его видит, а я нет, а может, это не мужик, а сам Святослав Нерадивов, может, он бросил Буганову и вырвался в Москву навестить бывшую подругу…
Украдкой обернулся. Никого сзади не было. Потом посмотрел на даму и понял, что дамский ор происходит аккурат в соответствии с амплитудой моих членодвижений. Провел испытание – туда, есть контакт, обратно – сирена выключается. Я удовлетворенно заулыбался. Хорошо, что нет тут никакого мужика с топором! Заметив какие-то осмысленные движения, Эля прекратила орать и, увидев мою радостно-пьяную рожу, заплакала. Я обрубился опять. Последнее, что успел запомнить, это Эльвирины всхлипывания и фразу: – Вот, Володя, ты и добился, чего хотел.
Я еще попытался чего-то ответить, но уже подступало время сонных кошмаров и… поехало.
Я немного опоздал – пробки там, то-се. Встретились мы с главным санитарным врачом России, как и условились, в зоопарке, у клетки с болотной выпью. Когда, наконец, я подошел, Геннадий Григорьевич Онищенко продолжал таращиться на нахохлившуюся птицу. Заслышав мои шаги, главный санитар обернулся. Он был в медицинской маске. От такого дикого зрелища во все еще снежной Москве остолбенел не только я, но и недавно проснувшиеся белые медведи.
– Вова, ты почему без намордничка? Ты же знаешь, как я тебя уважаю и забочусь о твоем здоровье! – как ни в чем не бывало, строго спросил Геннадий и напялил на меня маску.
– Гена, а как же мы выпивать-то будем? – слабо начал отбиваться я, но, почувствовав его железную хватку, смирился.
Мне показалось, что будь его воля, он надел бы эти марлевые повязки не только на меня, но и на окружающих нас тигров, горных баранов и даже на хихикающих павианов. Издалека мы были похожи на героев «Кавказской пленницы», ну там где «в районе свирепствует ящур».
Найдя укромное место у клетки с вполне безопасным енотом, я наконец достал фляжку с коньяком. Оттянув повязки, мы глотнули.
– Неужели все так серьезно, Ген? – просунув под марлю сигарету, затянулся я.
– Хуже не бывает! Бесчинствует птичий грипп, будь он неладен, – вздохнул Онищенко. – Полтора миллиона голов, то есть клювов, уже в России уничтожили! Что же будет, когда перелетные птицы вернуться!
Я глотнул коньячку еще пару раз.