И Матвей рискнул:
— А потом замуж за меня пойдешь? — но, спохватившись, добавил. —
Ты только учти, я геологом стану. А ты всегда должна будешь там
быть, где я. Понимаешь, что это значит?
Девушка рассмеялась:
— Нашел чем меня пугать! Забыл, кто мои родители? Рассказать,
сколько гарнизонов сменили они, пока я, последняя из их детей, не
пошла в первый класс?
— Но тебе придется ждать своего дома только после моей
пенсии.
— Ого, ты уже и о пенсии подумал?
— А как же, — совершенно серьезно подтвердил Матвей, — и о
пенсии тоже.
***
«Давно это было. Очень давно. Но будто вчера», — размышлял
Матвей Власович во время остановки, любуясь внуком, самым младшим.
Он был совсем не похож на остальных в большой семье Бутаковых. С
самого раннего детства. Не любил шумных игр, был мечтателен и тих.
Часто так уходил в себя, о чем — то думал. Педагоги в школе не
жаловались на него, учился он ровно, но часто говорили о том, что
он «странный».
— Странный. Для кого «странный», а для кого понятный.
Сам дед был уверен, что характер внука, названного в его честь,
унаследован им от тещи Матвея Власовича — Анны Станиславовны.
Многое взял он от ее мягкого по природе характера, а не от того,
который она сама вынужденно закалила, выйдя замуж за военного
врача. Один гарнизон сменял второй, третий. С Дальнего Востока
судьба заносила на Кавказ, потом Средняя Азия. И везде муж сутками
пропадал на службе. А дома три сына и дочь. Не до поэзии. Да и
живопись надолго оставила.Пришлось, ещё как пришлось переделывать
себя, учиться быть и мамой, и папой. Только выйдя на пенсию, вновь
открыла свои заветные дневники, которые сумела сохранить во время
многочисленных переездов. Изменится ли характер внука, когда он
покинет отчий дом, окунётся в реальный мир? Или так и останется
«мечтателем», как его зовут друзья в школе?
Сидя поодаль на старом, поваленном ветром стволе березы, Матвей
Власович не отрывал взгляд от юного «охотника». Оставив ружье рядом
со снегоходом, тот не выпускал из рук фотоаппарат. И вот поймал,
наконец, в кадр зайца — беляка, выскочившего прямо на него из
невысокого тальника на берегу Иртыша. Дед глянул еще раз на небо,
на чуть усиливающуюся поземку, поднял ухо шапки-ушанки,
прислушался:
— Матвей, пора, надвигается буран!
— Ты же, деда, говорил, что до трех- четырех часов можем
«гулять»!