Сфорцу он отблагодарил двумя черно-белыми щенками из своры,
вывезенной в качестве трофея из Далмации, — от иных способов
изъявления благодарности пройдошливый кардинал отказался. Щенков,
однако, принял, прельстившись необычным окрасом далматинов,
заметив, что для инквизитора-доминиканца лучшего сопровождения не
придумаешь. Само собою, Рудольф был далек от мысли о том, что таким
способом расплатился с нунцием, и лишь внес в список своих долгов
перед Конгрегацией еще один пункт.
Имперская марка по весовому и стоимостному index’у
приравнивалась к венецианскому дукату; любой желающий мог
потребовать обмена имеющихся у него марок на дукаты, однако же до
сих пор ни одного подобного случая зафиксировано не было.
Использовалась новая золотая монета для крупных, в основном
международных, сделок; внедрить же ее, подобно талеру, повсеместно
не представлялось возможным — золото было редким, по большей части
привозным, в пределах отечества почти не попадалось, в свете чего
зальцбургские золотые рудники являлись еще одной причиной, по
которой австрийские земли во что бы то ни стало должны быть
неотъемлемой и полноценной частью Империи.
Теперь редкие сделки на территории Империи проходили с
использованием каких-либо иных денег, кроме талеров и гро́шей,
курфюрсты и короли запоздало и безысходно жаловались, но зато
опора, на которую Рудольф сделал ставку — вольные города и торговые
союзы — крепла.
Во дни назревшего было конфликта между городскими союзами и
курфюрстами он встал на сторону городов, и уже готовившаяся
вспыхнуть война после нескольких весьма показательных сражений сама
собою сошла на нет, что упомянутые союзы, разумеется, запомнили и
оценили. Хотя, если верить собственной разведке и конгрегатским
следователям, благодарность населения могла бы быть и побольше.
Зато контролировать денежную массу, вращающуюся в государстве,
стало куда проще, да и процесс сбора налогов изрядно упростился. И
теперь стало возможным выпускать имперские монеты, не обеспеченные
золотым запасом дукатов, не опасаясь последствий вроде массовых
требований обмена. И добиваться независимости с прежней горячностью
стало невыгодно, ибо талер при таком повороте дела превращался для
поместного управителя в иностранную денежную единицу, чей обменный
курс убил бы его собственные капиталы. И появилось хоть что-то,
говорящее о единстве этой территории, что до сей поры лишь
документально звалась единой Империей.