– Что это было? – спросила я, как только мы уселись в машину.
– Это очередное подтверждение, как легко я нахожу неприятности. Повздорили мы недавно с Турком, и я ему лицо разукрасил. А краска не понравилась.
– Нескучно живешь, Максим, – покачала я головой, не зная, как комментировать совершенно далекие от меня области жизни Суворова, и удивляясь, что мне есть до них дело. Более того, я переживала, что этот крутой по виду человек навредит Максиму. – Выглядит этот Борис опасно, как браток из девяностых. Он тебе ничего не сделает?
– А ты что, переживаешь за меня, милая? – повернулся ко мне Максим, удивленно оглядывая мое обеспокоенное лицо.
– Думаю, ты способен разобраться с ним и с подобными ему, – отшила я его подкат и отвернулась к окну. – Когда мы уже отправимся?
Дорога была знакомой, по ней мы уже ехали однажды, когда спешили спасать мать Максима, попытавшуюся причинить себе вред. Сейчас на даче не было и следа ее пребывания, а там властвовала моя мама. Наверняка ей неприятно находиться в доме, где жила другая женщина. С другой стороны, если ты уводишь у кого-то мужа, будь готова терпеть подобные неприятные ощущения.
Спустя пару поворотов мы прибыли на место, и я с облегчением выскочила наружу, хотя и внутри салона спасительная тишина успокоила и расслабила. Максим отчего-то впал в безмолвие, скорее всего, размышлял о проблемах с Турком.
Или думал о своей Илоне, скучал по ней, быть может. Так она должна скоро приехать, если мой план по ее отлучению от Недели моды воплотится в жизнь. Некрасиво поступаю, не имею права лишать человека работы. Но это же ради ребенка, правда?
Или ради себя, чтобы обеспечить защиту от общения с Максимом?..
Отбросив эти мысли, я взяла свою сумку и отправилась к воротам, не дожидаясь возящегося в салоне Суворова. Не терпелось принять душ и устроиться в комнате, которую мне отведут. В глаза бросилось несколько припаркованных машин. Все кроме одной были мне незнакомы, а значит, прибыла какая-то часть многочисленных гостей.
Распахнув ворота, я вошла внутрь и застыла в оцепенении. Слева от меня, возле хозяйственных построек, голый по пояс, стоял Александр, тот самый друг Николая Дмитриевича, устроивший жестокую расправу над Максимом.
Он, по всей видимости, колол дрова до нашего приезда. И теперь, стоя посреди двора с топором наперевес, выглядел довольно-таки зловеще. На крыльцо выскочила мама с полотенцем в руках, а отчим выглянул в окно, посмотреть, кто приехал.