– Почему же? Может, и вырвется пораньше, – предположила я, необдуманно ляпнув лишнее.
– С чего бы это? – насторожился Максим, сверля меня взглядом. – У нее каждая минута расписана.
– Всякое бывает, – неопределенно пожала я плечами, злясь на себя, что выдала некую осведомленность и вообще завела разговор о невесте Максима.
– Ладно, разберемся по ходу дела, – решил Николай Дмитриевич и отправился по каким-то своим хозяйственным делам. Мы же с Максимом под чутким руководством мамы накрывали на стол.
Она долго ворчала, что, мол, Николаша подумал, что она не справится одна, вызвал хорошую знакомую на помощь, а я не понимала, почему мама так нервничает. С другой стороны, я никогда не организовывала такой грандиозный праздник и не знала даже, с чего бы начала и успела бы сделать столько, сколько мама.
Оставшись наедине с Максимом в огромной светлой столовой, какое-то время молча расставляли тарелки, пока я не осмелилась высказать свою мысль:
– Как удивительно просто принял тебя Николай Дмитриевич, будто ничего и не случилось. В голове не укладывается. Не думаешь, что надо было раньше протянуть оливковую ветвь?
– Что теперь думать о том, как могло бы быть? – Максим вскинул взгляд на меня, и я тут же отвела свой, не решаясь смотреть ему прямо в глаза. – Удивляет другое: как спокойно встретила меня твоя мама...
– Мама ничего не знает! – прошептала я, оглядываясь назад себя, но она возилась на кухне, гремя кастрюлями, и явно нас не слышала. – Она в курсе, конечно, что я работала в клубе, а потом отказалась, получила неустойку, и еще что ты проучил моего мужа.
– Какая усеченная и перевернутая версия событий, – задумчиво протянул Максим, складывая руки на груди.
Но я вручила ему яркие салфетки, чтобы раскладывал и не простаивал без дела. Усмехнувшись, он взялся за работу.
– Мама ее приняла, а больше мне ничего не нужно. Зачем ей знать правду?
– Но отец в курсе. Значит, бережете ее оба?
– Любой бы так поступил с родным человеком. Она и так достаточно настрадалась.
– Все страдали, – произнес Максим глухо, едва слышно, даже пришлось напрячь слух. Глаза потемнели от сдерживаемых чувств, а меня от боли в его глазах прошибло холодным потом. Особенно когда увидела, как он уставился на пылающий в камине огонь и блики пламени заплясали в его расширившихся зрачках.