Эрцог посмотрел на Домато (тот наблюдал за нами с доброжелательным любопытством) и спросил:
– Ну и что я должен делать, по-твоему?
– С кем? – переспросил доктор с улыбкой. – С мальчишкой или с камнем?
– С обоими, – притворно вздохнул Локьё.
– А зачем тебе камень? Что-то я не замечал за тобой раньше пристрастия к родовым реликвиям. Не ты его терял... – Домато был явно равнодушен в некой корпоративной морали. – Если тебе так легче – думай, что это ты его подарил.
– А мальчишка?
– А мальчишку я бы наказал. Просто в профилактических целях. Чтобы знал, что такие игры обычно хорошо не кончаются.
– Логично, – кивнул эрцог. И повернулся ко мне. – Видишь дверь? Вот иди туда и жди меня там. Я закончу разговор и решу, что с тобой делать.
Я пожал плечами и вышел.
Дверь в глубине каюты вела в другую каюту, поменьше. Судя по обстановке – это было личное помещение эрцога.
Осмотрелся по сторонам и понял, что попал, похоже, в святая святых.
В маленькой каюте находились очень личные вещи, это чувствовалось. Оправленный в рамку рисунок на стене был явно сделан ребёнком. На полу лежал небольшой ковёр из растительного волокна. Похоже, ручной работы. Возле совершенно стандартного спального места стояла скульптура – очень старая и уже совсем непонятно что изображающая.
Я присел на корточки. Похоже, какое-то божество – сплетённые тела мужчины и женщины плавно срастались в одно, неразделённое тело.
Наверное, эрцог спал здесь. Всё в каюте несло отпечаток его внимания, внутреннего присутствия.
На постели, затянутой, как это принято в армии, пластиковым чехлом, лежала аккуратно заложенная стикером старинная книга. Названия не было видно, а взять её я не решился.
На плавающем столике дремало ещё несколько книг, какие-то бумаги, принадлежности для письма. Старинные принадлежности. Если бы там не было бумаг, книги ещё можно было бы посмотреть, а так.... Мне совсем не хотелось, чтобы эрцог решил, что я роюсь в его личных бумагах.
Стулообразного ничего я не углядел, не на кровать же садиться. Сел на пол у стены, возвращаясь мыслями на Грану.
Не скажу, что на душе было совершенно спокойно, но я был почему-то уверен, что эрцог меня не съест. Если бы он действительно хотел отнять камень и расправиться со мной – уже сделал бы и то и другое.
Что ему могло помешать?
Скорее всего, формально он прав. Камень, наверное, покинул дом Сапфира каким-нибудь не совсем честным способом. Но зачем Абио оставил мне его?