– Только не подавись! – прошипела Муля.
– Не надейся. – Глаша передернула плечами.
Райский поднялся, сходил к буфету за чистым фужером, налил из хрустального штофа какой-то красный напиток и поставил перед Глашей.
Девушка подозрительно принюхалась.
– Не бойся, это всего лишь сок, – усмехнулся Павел. – Запей, а то и впрямь подавишься!
Глаша снова пожала плечами и глотнула из бокала. Вишневый нектар, и очень вкусный.
– Павел, вы не хотите представить нам вашу гостью? – не унималась Эллочка.
«Похоже, это не жена, – порадовалась Глаша за Райского. – С чего бы жена стала ему «выкать»?»
– С удовольствием, – кивнул Павел. – Глафира Морозова.
– Что-то я не помню, чтобы называла свою фамилию, – пробормотала Глаша себе под нос, окидывая Райского недобрым взглядом. Тот удачно сделал вид, что не заметил этого.
– Моя дорогая, у вас такое странное имя! – промурлыкала Эллочка. – Какое-то оно… старомодное. Вы не находите, Пашенька?
Глафира не сразу поняла, что она обращается к Райскому. Имя Паша, а тем паче – Пашенька, удивительно не шло ему. Ей показалось, что по его лицу пробежала тень, но было неясно, на что направлено его раздражение – на Эллочку или на абсурдность ситуации.
Эллочка продолжала ждать ответа. Она была сама невинность с широко раскрытыми глазами, которые, впрочем, не стали от этого больше.
Поскольку Павел молчал, Эллочка переключила свое внимание на Глашу.
– Вы, наверное, из глубинки, милая? Такие имена еще сохранились в деревнях, среди простого народа…
Глафира открыла было рот, чтобы возразить, но Эллочка остановила ее, театрально взмахнув рукой.
– О, нет! Не нужно стесняться своего происхождения! – возвестила она голосом начинающей поэтессы, протяжно и с подвыванием. – Вы должны раз и навсегда освободиться от этих иссушающих душу беспокойных мыслей! Не переживайте! Верьте в себя, и вселенная не оставит вас! Даже с нелепым именем с вами все будет хорошо, просто прекрасно!
На присутствующих речь Эллочки не произвела впечатления, очевидно, подобный слог был ее обычным выражением мыслей, но у Глаши кусок застрял в горле. Она вовсе не считала свое имя нелепым и не имела к деревне никакого отношения, но чокнутая тетка ей и пикнуть не дала, и теперь Глаша впала в ступор. Она так растерялась, что на время выпустила Мулю из поля зрения. Когда она заметила коварную улыбку, заигравшую на ее лице, было уже поздно.